И кто скажет, что черно-белая фотография не выразительна?
По клику раскрываются в полный размер.
Фотограф - Антон Корбайн

David Bowie and Louise Lecavalier photographed for Nieuwe Revu on July 1, 1988 in London by Anton Corbijn

Отсюда: twiggalina.tumblr.com/post/129789337465 и отсюда: nightspell.tumblr.com/post/129379492246/david-b...

@темы: Дэвид Боуи

---

Кликабельно

www.nat-geo.ru/photo/844129/
www.nat-geo.ru/photo/user/296085/

---

Хорошо сказано!

Отсюда: www.facebook.com/profile.php?id=100009546540878...

Полина Т.
1 ч ·
А между тем зайчик мой Энтони Шер катком наехал на Феллоуза (автор "Аббатства Даунтон"), брякнувшего, что для восприятия Шекспира нужно дорогое университетское образование.
Надо было его еще и скипетром по голове, сэр Энтони.

Источник: www.dailymail.co.uk/tvshowbiz/article-3298555/Y...


Sir Antony Sher, 66, plays King Lear for the Royal Shakespeare Company next year. He is pictured here playing the role of Richard III


No, Julian, you DON'T need a degree to enjoy Shakespeare, says furious Antony Sher

Sir Anthony Sher has blasted Downton Abbey creator Julian Fellowes
Fellowes said you need a university degree to understand Shakespeare
But Sir Anthony has described the opinion expressed as 'nonsense'
He said: It’s not a degree you need, it’s the craft of speaking Shakespeare'

By Chris Hastings Art Correspondent For The Mail On Sunday

Published: 23:24 GMT, 31 October 2015 | Updated: 23:32 GMT, 31 October 2015

Britain's leading classical actor has reacted with fury to Downton Abbey creator Julian Fellowes’s view that you need a university education to understand Shakespeare.

‘I am sorry, that is nonsense,’ blasts Sir Antony Sher in an interview with Sue MacGregor to be broadcast on BBC Four next Sunday.

‘I never went to university but my job as a Shakespeare actor – and I have done a lot of them now – is to work hard on conveying the meaning,’ adds Sir Antony, 66, who plays King Lear for the Royal Shakespeare Company next year.

‘It’s not a university degree you need, it’s the craft of speaking Shakespeare, which we at the RSC work very hard at.’

Lord Fellowes, also 66, who was educated at Ampleforth public school, made his controversial statement while defending his decision to cut much of Shakespeare’s original language from his 2013 film adaptation of Romeo And Juliet, insisting the sсript needed to be comprehensible.
He said: ‘To see the original in its absolutely unchanged form you require a kind of Shakespearean scholarship and you need to understand the language and analyse it... I can do that because I had a very expensive education. I went to Cambridge; not everyone did.’
But last night Lord Fellowes made a dramatic stand-down and conceded that Sir Antony was right. He said: ‘I was promoting a film where we had attempted to go with a young audience, where we had attempted to make it more accessible.
That was then and this is now. So I actually agree with him. What I would say is that you need very skilled actors to make it clear, and Antony is one.’



Britain's leading classical actor has reacted with fury to Downton Abbey creator Julian Fellowes’s, pictured, view that you need a university education to understand Shakespeare


The row comes just days after a passionate exchange of views over Shakespeare between two other acting greats.
Sir Ian McKellen said: ‘I don’t think people should bother to read Shakespeare. They should see him in the theatre.’
Sir Anthony Hopkins disagreed, saying: ‘Read Shakespeare. It’s about getting a knowledge of civilisation, a knowledge of how humans think.’

@темы: Энтони Шэр, Шекспир

---

Алексей Бартошевич: Энтони Шер в роли Ричарда III

Отсюда: www.dtbooks.net/2016/02/iii.html#more

Перепечатываем статью Алексея Бартошевича о Энтоне Шере и спектакле "Ричард III", за который он получил премию Лоуренса Оливье. Спасибо за наводку автору блога и предисловий к нашим книгам Наталье Фоминцевой. Кстати, если вы есть в фейсбуке, можно подписаться на группу Наташи www.facebook.com/Theatregood/, откуда мы будем переть подобные новости.

Для затравки цитата - и упоминается Сесили Берри, с которой работал и Дэвид Теннант позже: "В Стратфорде к шекспировскому слову относятся как к живому существу, умеют передать физическую плотность слова, его объем и вес, его цвет и запах. Критик «Санди Телеграф» писал, что Шер «произносит стихи с такой ядовитой силой, что они, кажется, воспринимаются не разумом, а внутренностями». Но сама эта ядовитая сила отлита в безупречную форму поэзии".



Источник: www.w-shakespeare.ru/library/shekspir-angliya-x...


«Бездны мрачной на краю...». Энтони Шер в роли Ричарда III

Англичане, как и жители многих других стран, где существует театр, приучены к тому, что источником, перводвигателем театрального обновления всегда становится режиссура. Режиссеры — идеологи и вожди театра, творцы театральных революций. Актеры же идут за ними — то с энтузиазмом, то из послушания, а иногда упрямо сопротивляясь.
В наши дни Англия может оказаться свидетельницей ситуации, нетрадиционной для театра XX века. В то время как режиссура, ощущая исчерпанность театральных идей 60 — 70-х годов, по большей части неспособна предложить современную альтернативу и все еще продолжает эксплуатировать давно выцветшие приемы, в английском актерском искусстве начало складываться новое поколение, отмеченное чертами общности как в области стиля, так и в сфере мирочувствия. Это поколение принесло с собой обещание глубоких перемен в искусстве сцены.
К новому поколению принадлежат Майкл Гуиллим, Роджер Риз, Дэвид Трелфолл, Джульет Стивенсон и их сверстники. Они вошли в пору артистической зрелости на пороге 80-х годов. Что важно и что объединяет их — они пришли в большие театры Англии из экспериментальных студий, принесли с собой предчувствие нового театрального языка, который начал угадываться в актерском искусстве «фринджа» и которым еще не смогла овладеть режиссура.
Из «фринджа» в Королевский Шекспировский театр пришел и Энтони Шер. В 1984 году он сыграл в Стратфорде роль Ричарда III и сразу вышел в самые первые ряды английского актерства. Обычно осторожные, не слишком щедрые на похвалы английские критики в один голос провозгласили его Ричарда одной из высших точек в послевоенной театральной истории. Как выразился один рецензент: «Будет что рассказать внукам»1.



Через несколько месяцев после премьеры, когда спектакль шел в Лондоне, Шер издал книгу «Год короля», свой дневник с ноября 1983 года, когда он узнал, что будет играть Ричарда, по июнь 1984 года, когда вышла премьера. Книга была иллюстрирована собственными рисунками Шера, превосходного художника2.
Дневник Энтони Шера, мгновенно разошедшийся среди читающей публики, дает уникальную возможность войти в лабораторию актера, увидеть, как день за днем, в муках и сомнениях рождается будущий театральный шедевр, дополнить живые впечатления о спектакле знанием о том, «как это делалось».
Как всякий дневник, книга содержит множество случайных деталей, попутно сделанных наблюдений, непредумышленных встреч. Перед нами повседневная жизнь актера, у которого кроме раздумий о роли есть масса всяких дел: на телевидении и в кино, где надо зарабатывать деньги, в театре, где надо во что бы то ни стало выторговать у художественных руководителей две-три хорошие роли помимо Ричарда, наконец, просто занятий, никак не связанных с искусством.
Однако каким-то таинственным образом дорожные заметки, впечатления о встрече на улице или в «пабе» оказываются связанными с судьбой последнего из Иорков. Душевный аппарат актера настроен на шекспировскую пьесу. Все нужное откладывается в цепкой памяти чувств, душа трудится, даже когда ее владелец занят пустяками. Рассказанная шофером душераздирающая история о лисе, забравшейся в курятник, нефтяные разводы на воде Эйвона с двусмысленной красотой радужных переливов — все идет в дело, все работает на Ричарда Глостера.
Есть, конечно, пути, по которым ищущая мысль идет целенаправленно. Шер задает себе два главных вопроса: «Что значит быть убийцей?» и «Что значит быть уродом?»
В поисках ответа на первый вопрос актер обращается к характеру Гитлера — начало почти неизбежное для современных исполнителей роли Ричарда; у некоторых все этим и ограничивается. Фигура фюрера увлекла Шера ненадолго. Политические аллюзии, которые волновали актеров, игравших Ричарда в 60 — 70-е годы, оставляют Шера равнодушным. Про запас от отложил лишь одну деталь: образ печального, тихого, молчаливого Гитлера накануне поражения («пригодится для последних сцен»3).
Несравненно больше актера занимают современные убийцы, никак не связанные с политикой. Знаменитый Сатклифф, иоркширский Потрошитель, и не менее знаменитый Нилсен вызывают у Шера неудержимое, почти болезненное любопытство. В его жадном внимании к малейшим изгибам их психики заключено нечто иное, чем суетный обывательский интерес к преступному миру. Тут есть завороженность внечеловеческим, и в то же время холодный взгляд художника, который бесстрастно, пренебрегая всеми нравственными запретами, вглядывается в темные загадки человеческой натуры. Ему важно понять, что чувствовал Сатклифф, когда, терзая пойманных им женщин, разрезал их тела точно так же, как расчленены были восковые фигуры, иллюстрирующие анатомию человека, в музее мадам Тюссо. Не сама по себе чудовищность преступления занимала актера, а абсурдная, нечеловеческая логика, управлявшая убийцей. В другом прогремевшем деле Шера поразил контраст между заурядной личностью мелкого лондонского клерка Нилсена и дьявольскими жестокостями, которые он творил. Актер записал в дневнике кафкианскую историю о человеке, который гулял с собачкой в то время, как на кухне его дома кипятилась отрезанная голова; который заявил в суде: «Уж лучше трупы, чем возвращаться в пустой дом»4. Демонический цинизм или попросту душевная болезнь? Нилсен пребывал в выморочном мире и словно ни в малой мере не подозревал о существовании моральных категорий, у него жутковатое простодушие убийцы, «болезненный черный юмор в духе Ричарда III»5.
Шер зарисовал в своем альбоме обоих — блеклую физиономию, безвольную фигуру Нилсена, робко ступающего вслед за полицейским; позже, уже незадолго до премьеры, — тонкое лицо Сатклиффа, обрамленное мефистофельской бородкой, с раздвоенным кончиком языка между саркастических губ. Лицо Потрошителя — отталкивающее и значительное. В дни последних репетиций Шер читает книгу о Сатклиффе и выписывает из нее фразу, важную для его Ричарда: «По его лицу, даже когда на процессе обсуждались самые жуткие детали его преступлений, казалось, постоянно проскальзывало что-то вроде улыбки»6.
Когда на репетиции Шер цитировал книгу о Сатклиффе, «некоторые члены труппы заявили, что ее вообще не следовало писать; некоторые из дам выразили нечто большее — негодование и гнев. Что они говорят? Они предпочитают не знать, не понимать?»7. Сам Шер предпочитает знать.
В тот же день он подробно описывает неприятный, но мелкий случай — голубь попал под автомобиль. Актера поразила хрупкость живого, незаметность перехода от жизни к «некой форме, похожей на выпавший платок, которая осталась на дороге... Абсолютно белая, без пятен крови, ничем не схожая с очертаниями птицы. Эта внезапность как-то коробит. Этот нежный хруст»8. Кажется, самому автору дневника не вполне ясно, зачем он записал этот эпизод. Но его интуиция проницательна. Такие детали способны растолковать актеру суть «Ричарда III» лучше, чем многие тома ученых сочинений.
Нельзя не заметить некоторой рискованности эксперимента, предпринятого актером, стремящимся проникнуть в заповедные области существования, в опасные лабиринты психологии преступников — Сатклиффа, Нилсена, Ричарда Глостера. Но этот бестрепетно изучающий взор, это бесстрашное любопытство к потаенному — профессиональное свойство художника. Лоренс Оливье, великий предшественник Шера в театральной истории «Ричарда», вспоминает в последней своей книге, как однажды он попросил приятеля-хирурга позволить ему присутствовать на операции. Тот долго отказывался, уверенный, что непривычный к хирургии человек не выдержит вида ножа, врезающегося в тело, и был поражен, увидев после операции, что Оливье не дрогнул. Ему было не до обмороков: он хотел знать. Это стремление есть, в сущности, вид жажды самопознания. «Вы могли подумать, что это нечто мрачное и болезненное. Вовсе нет. Я просто хотел больше знать о самом себе. Я хотел заглянуть под грим, то есть под кожу. Я хотел знать каждую частицу меня самого. Каждый дюйм, каждую жилку, каждый сосуд. Когда мне недавно оперировали простату, я вполне искренне просил, чтобы это делали под местным наркозом, и я наблюдал бы всю процедуру в зеркале. Они отказали. Жаль»9.

В самом начале пьесы Ричард говорит о себе:

Меня природа лживая согнула
И обделила красотой и ростом.
Уродлив, исковеркан и до срока
Я послан в мир живой; я недоделан,
Такой убогий и хромой, что псы,
Когда пред ними ковыляю, лают.
      (Перевод А. Радловой)

Энтони Шер был уверен: «личность Ричарда находится под глубоким и опасным воздействием его уродства»10. Помимо всех философских и психологических результатов, происходящих из его физической ущербности, актер, приступая к работе, считал важным то, что Ричарду, хромому горбуну, должно быть просто трудно двигаться. Чтобы понять этого человека, нужно попытаться влезть в его шкуру, почувствовать, что значит быть калекой. Его история кроме всего прочего — история болезни. К ней все не сводится, но на ее почве многое вырастает. И Энтони Шер отправляется в больницы и специальные медицинские центры. Он наблюдает за образом жизни калек, он хочет знать, с помощью каких физических и психологических средств пытаются они приспособиться к своей немощи и как-то жить. Он вступает с ними в общение, всматривается в них, пробует проникнуть в их души. Шер скоро убеждается, что книжные сентиментальные представления об этих людях не отвечают действительности. Они либо тупо-равнодушны к миру, либо на него озлоблены. «Жизнь бесчестна», — вырвалось у одного из них. «К этому нельзя привыкнуть, — сказал другой. — Нас обокрали. У нас украли смерть».
Все они, записывал актер в дневнике, и те, кто болен с рождения, и те, кто стал калекой позже, чувствуют себя особым родом живых существ, они намеренно отлучили себя от остального человечества: это помогает им жить. Посещая места их собраний, Шер чувствует, что попал на другую планету, где живут по своим законам и где пришельцы крайне нежелательны. Актеру приходилось маскироваться, выдумывать небылицы, отвечая на настойчивые вопросы пациентов, что ему здесь надо.
Нельзя сказать, что актер не испытывал неловкости — не только от сознания, что без спросу вмешивается в чужую жизнь, но более всего потому, что он пытается использовать чужое страдание как материал для своего искусства. Его не раз посещают мысли о моральной сомнительности своего дела. Но ненасытное любопытство художника, которое уместнее назвать любострастием, влечет его и оказывается сильнее доводов сердца, да и простой благовоспитанности. Он успокаивает себя, вспоминая слова, сказанные ему когда-то в подобной ситуации драматургом Дэвидом Хэйром: «Мы художники, у нас есть лицензия»11. В который раз он отправляется смотреть свой любимый фильм «Сатирикон». Разве Феллини, спрашивал он себя, не снимал калек и уродов, разве он не делал их страшные недуги предметом гениальной кинематографической композиции?
Шер начал работать над ролью в тот самый день, когда услышал, что ее собираются ему дать. Восемь недель репетиций в Стратфорде с актерами и режиссером Биллом Александером были только последним этапом этой работы.
Режиссер Билл Александер принадлежит к одному с Шером поколению. Как и актер, он остался безразличным к политическому содержанию шекспировской пьесы, столь волновавшему театральных брехтианцев 60 — 70-х годов. Впрочем, атрибуты «жестокого» Шекспира позапрошлого десятилетия пущены в ход. Лишенные некогда одушевлявшего их содержания, они сохранили способность поражать публику. Дым сражений, лязг оружия, крики умирающих, кровавые схватки, умело расставленные «брутальные» детали: когда Ричард подходит к мертвому Генриху, на простыне, которой покрыт труп, медленно расплываются алые пятна.
Приемы, открытые в пору «Войны Роз» Питера Холла, теперь поставлены на службу совсем иному прочтению. Билл Александер толкует «Ричарда III» как аллегорическую религиозную драму. Действие шекспировской хроники помещено в пределы огромного готического храма с витражами, резьбой на стенах, гробницами королей. Божий мир — храм, однако прямо под ним — преисподняя. Сквозь щели в плитах пола время от времени валит дым, и плиты тоща кажутся хрупкими, как тонкий лед. Ад рядом, рукой подать, и Ричард — его посланец. Оттуда, проникая сквозь крышки гробниц, являются королю тени убитых, они заполняют всю сцену со свечами в руках, огни свечей плавают в дыму, извергаемом преисподней. Палатки Ричмонда и Ричарда на Босвортском поле — точные копии Рая и Ада на средневековой сцене. В финале, в густом дыму сражения, сквозь который сияют лучи солнца, движется Ричмонд в блистающих золотом доспехах, светоносный символ. Озаренный сиянием золотой воитель шел на черного Ричарда, подняв перед собой меч, как крест. Он медленно подходил к нему и с ритуальной торжественностью вонзал меч прямо ему в загривок, как убивают быков. Черные латы Ричарда заливала кровь, и он с грохотом валился на землю. Последний монолог Ричмонда звучал как тихая молитва. Святой Георгий, заступник старой доброй Англии, побеждал дракона.


«Ричард III». Рисунок Э. Шера

Вряд ли Энтони Шер был слишком увлечен концепцией пьесы, понятой и поставленной как моралите — всего лишь как моралите. В дневнике он со стыдом признавался, что, прослушав длинную лекцию Билла Александера о значении религии в средние века, не сумел скрыть скуки, чем смертельно обидел режиссера. Идею сыграть Ричарда как существо инфернальное, Антихриста, «адского пса» актер вовсе не отвергал. Но он собирался сделать и сделал это, пользуясь иным театральным языком, нежели тот, несколько простодушный и старообразный, при всех громовых эффектах, на котором изъяснялся Билл Александер.
В сумеречном пространстве собора, среди неясных очертаний королевских гробниц, слышалось заунывное, как молитва: «Зима тревоги нашей позади» — интонация меланхолическая и умиротворяющая. И тут же резкий рывок вперед, на самый край сцены, и в круге света возникало бесформенное тело на коротких костылях, массивный горб, ноги, неестественно вывернутые и странно мягкие, словно лишенные костей и мускулов. Картина болезни, воспроизведенная с шокирующей точностью. Понятно, зачем Энтони Шер проводил долгие часы в больницах и почему в программе спектакля значится имя советника по медицине. Диагноз не оставляет сомнений — кифиоз и полиомиелит.
Шекспир и полиомиелит? Многозначный символ заменен клиническим случаем, патологическим казусом, историческая драма — историей болезни? В первые минуты 16 кажется, что так оно и есть — слишком уж радикально деромантизирующей оказывается трактовка Ричардова уродства. Но если это натурализм, то с его помощью изображено нечто чудовищно антинатуральное — жуткая фантазия природы, созданный ею кощунственный гротеск, который можно увидеть у Босха, а можно на соседней улице.
Созданная актером фигура со всеми «патологическими» деталями принадлежит не кунсткамере и не учебнику по медицине, а современному искусству. Ожившая химера с крыши готического собора, существо, порожденное воспаленным воображением средневекового мистика, или пациент ортопедического центра, обкраденный природой и не прощающий никому своего уродства, Ричард III Энтони Шера находится в том же ряду, что и зловещие уроды и карлики из фильмов Феллини или сюрреалистические монстры с картин Фрэнсиса Бэкона — не случайно его имя раз или два встречается в дневнике Шера.
В движениях Ричарда есть неожиданное и странное изящество. Оно тоже подсмотрено актером у несчастных прототипов его героя. Изящество происходит от вынужденной у калек предельной экономии в каждом шаге и жесте. Лишнее, ненужное движение может позволить себе только здоровое тело. Калеки же принуждены передвигаться с безупречной целесообразностью, которая способна быть формой красоты. Шер заметил и передал болезненную грацию их пластики.
Экономия не означает неподвижности. Затянутое в черную блестящую кожу тело Ричарда упруго, как пружина, гибко и стремительно, как мяч. Ему принадлежит все пространство сцены. Отталкиваясь от пола костылями, он способен в мощном и легком прыжке перелететь сцену. Костыли — часть его, продолжение его рук. Проколи их — потечет кровь. Костылем, как мечом, он посвящает в рыцари. Костылями, словно гигантскими ножницами, он крепко зажимает шею обреченного Хестингса, примериваясь к голове, которую скоро велит отрезать. Они его царственный жезл и его дубина. Костылями он весело разгоняет монахов, которые тащат гроб свергнутого короля. Костыли в спектакле играют и роль фаллического символа. Ричард касается костылем леди Анны, она вздрагивает и замирает.
Калека, он не чувствует себя неполноценным человеком, ибо вовсе не ощущает себя человеком, как все прочие. Он иной, и в этом все дело. Он ничем не связан с людьми. Физическая ущербность, которая могла бы служить источником его мук, неожиданно дает ему головокружительное и победоносное чувство свободы.
Это пьянящее чувство отчужденности от человеческого мира — источник всех его триумфов, причина той сокрушительной и веселой легкости, с которой он одолевает всех соперников и захватывает престол.
Иногда даже кажется, что костыли ему не так уж нужны. В двух-трех местах спектакля Ричард, оставшись один, откладывает костыли в сторону. Выясняется, что он способен сам держаться на ногах, пусть нетвердо, пусть с трудом. Костыли служат ему не только для опоры физической, но и для душевной опоры. Если бы их у него не было, их следовало бы выдумать. Костыли — знак его внеположности людям, а стало быть, и человеческим законам.
Этот мотив обособленности, гордой и горькой выделенности из мира, судя по всему, глубоко укоренен в душевном строе Энтони Шера и выходит наружу то в одной, то в другой его роли, то в одной, то в другой форме. Психологи сказали бы, что далекие истоки этого мотива можно найти в происхождении Шера, в истории его предков, российских евреев, которые в начале века бежали от погромов и очутились в Южной Африке. «История, — сказал актер в одном из недавних интервью, — сыграла с ними гротескную шутку. Они бежали от преследования на одном конце света, чтобы стать преследователями на другом. Это род фамильной вины, которую я всегда нес в себе»12. Шер написал обо всем этом книгу, опубликованную в 1988 году. Он хотел бы, чтобы книга помогла ему избавиться от «фамильной вины».
Перед премьерой «Ричарда III» Энтони Шер, Билл Александер и художник спектакля Билл Дадли торжественно обещали друг другу поставить вместе «Венецианского купца». В 1987 году они выполнили обещание. Шеру снова пришлось играть роль, в которой прославился Лоренс Оливье. Но на сей раз он решительно восстал против интерпретации, когда-то предложенной мастером. В Национальном театре действие пьесы было перенесено в викторианскую эпоху, и Оливье играл человека, который во что бы то ни стало хочет быть «как все», ничем не отличаться от респектабельных Форсайтов. Он носил фрак и цилиндр и говорил на том слишком правильном языке, по которому легко угадать чужака. Все это ерунда! — считает Шер. Дело в том, что Шейлок не имеет и не хочет иметь ничего общего с венецианцами. Чтобы усугубить его отделенность от христианского общества, Шер сыграл Шейлока турецким евреем, неведомо как очутившимся в Венеции. (Таким образом, простодушно сообщил он журналисту, «мы расширили тему расизма»13. Отлученные не обязаны считаться с нормами отвергнувшего их мира — ни шекспировский Шейлок, ни современные черные в Южной Африке. «Поведение Шейлока оправдано ввиду того, как с ним обращаются. Черного человека в Южной Африке, который после долгих лет преследования решает подложить бомбу в универмаг для белых, нельзя назвать злодеем»14. Рассуждение, исполненное благородной политической пылкости, но уязвимое с точки зрения традиционной нравственности.
Идея отлученности постепенно становилась центром, к которому стягивались во внутреннем мире актера предметы и явления; ставить их в один ряд может показаться не просто бессмысленным, но и безнравственным. С одной стороны, евреи в царской России и шекспировской Венеции, черные африканцы в Иоганнесбурге, с другой — калеки, уроды, убийцы, какая дикая смесь! Но на уровне дневного сознания актер этого не делает. Он просто записывает случайные наблюдения. Отбор происходит бессознательно и по одному-единственному признаку: его занимают существа, принадлежавшие особому миру, он чутко всматривается в разные формы отъединенности: социальной, исторической, психологической, даже биологической. Он пытается ощутить, что значит быть «иным». Его любопытство вызывают, например, панки. Он наблюдает их сборища в Стратфорде на поляне у Эйвона. Их пестрая толпа напоминает ему картину человечества, пережившего какой-то страшный взрыв, разодравший одежды людей и выкрасивший их волосы в голубой, красный, зеленый цвета15. Он вовсе не думает при этом о Ричарде Глостере, он просто записывает в дневник то, что увидел на берегу реки возле театра. Но у его Ричарда в одном из первоначальных вариантов вдруг появляются дико торчащие волосы, «как у панка»16, замечает Шер. Модернизирующая деталь позже исчезает, но эта ассоциация свою роль, без сомнения, сыграла, отпечатавшись в типе личности, которая рождалась в душевной мастерской художника.
Поиски «иносущности» Ричарда ведут актера еще дальше. Когда горбун на костылях приходит в движение, формы искаженного болезнью человеческого тела перерастают в образ некоего существа, не принадлежащего человеческому роду. Начинает казаться, что на подмостках безостановочно двигается, прыгает, ползает, летает какая-то рептилия или гигантское насекомое, проворное и смертельно опасное. Костыли тогда чудятся то ядовитыми щупальцами, то острыми крыльями. Когда, согнувшись на костылях, быстрыми толчками Ричард передвигается по сцене и с плеч его свисают длинные, до полу, пустые рукава, мерещится, будто у него шесть ног.
В романе Диккенса «Пиквикский клуб» есть персонаж — судейский, который, произнося речи перед присяжными, решительно не способен обойтись без тропов и сравнений, заимствованных из животного мира. Он привлекает их в таком обилии, что судья после нескольких предупреждений в конце концов лишает его слова.



Театральные обозреватели всех английских газет, писавшие рецензии на «Ричарда III» в Королевском Шекспировском театре, каждый в отдельности и все вместе живо напоминали упомянутого диккенсовского героя. Стремясь как можно точнее определить сущность Ричарда — Шера, критики сравнивали его с летучей мышью, крабом, кузнечиком, пауком, ящерицей, обезьяной, хамелеоном, майским жуком, тарантулом, крысой, скорпионом. Критик «Джюиш Кроникл» назвал Ричарда «мясной мухой на ходулях»17, а рецензент «Файненшл Таймс» черной эластичной амальгамой горбатой жабы, ежа и паука в банке18. Над количеством и разнообразием употребленных критиками сравнений легко иронизировать, однако рецензенты всего лишь честно пытались передать впечатление от странного существа, вторгшегося на сцену и способного к мгновенным таинственным метаморфозам.
Готовя роль, Шер изучил все «природные» метафоры шекспировской пьесы. Сперва Ричард рисовался в «очах души» актера огромным, неповоротливым, но сильным и страшным существом. В набросках, сделанных до начала репетиций, у шекспировского короля массивная бычья голова и странно печальные глаза. Бык на корриде, грозный, но обреченный на заклание и с тоской предчувствующий неизбежный конец, — так видел тогда актер Ричарда. Постепенно фигура сокращалась в размерах, и лейтмотивом образа стал, наконец, «паук в банке».
По мере того как определялась логика образа, она властно и бескомпромиссно вытесняла из него мотив страдания, человеческой боли Ричарда, порой вопреки воле самого актера. Шер чуть ли не до премьеры пытался сохранить драматическое начало хотя бы в финальных сценах Ричарда. Он хотел играть сцену перед босвортской битвой «по-макбетовски», он видел в последнем монологе предсмертное пробуждение совести героя и все отказывался поверить, что ничего из этого не выходит не по случайным причинам, а потому, что такое решение противоречит сущности рождающегося образа, который начинал жить своей жизнью, выходя из-под власти своего создателя. Скорпионов гложут не муки совести, а другие скорпионы.
Трагедия с какой-то неотвратимостью сменялась трагифарсом, черной комедией, жутким балаганом, мрачно-веселым гротеском, или, как выразился Дж. Трюин, «макабрским эксцентризмом»19. Этот путь — от трагедии к гротеску — проходили едва ли не все интерпретаторы «Ричарда III» на современной сцене, включая Роберта Стуруа. Язык черного юмора часто оказывается более естественным для театра наших дней, чем язык трагедии, потому ли, что трагедия предъявляет к художнику, а главное, к времени, этого художника вскормившему, сверхвысокие — не всякому по плечу — духовные требования, или, может быть, как раз в силу радикального трагизма нашей эпохи, исторический опыт которой нелегко сочетается с убеждением в реальности многих фундаментальных ценностей, составляющих почву и опору трагического жанра. В этом преобладании гротескного видения над трагическим, как показал в свое время Ян Котт, ничего унизительного для нашей эпохи, разумеется, нет.
Это тем более справедливо по отношению к пьесе, о которой идет речь. «Ричард III» все же не Гамлет, исчадие ада Глостер не страдающий «убивец» Макбет, и в горбуне действительно есть нечто от комического злодея народной сцены — шута и кровопийцы Порока.
Чтоб интерпретировать «Ричарда III» в духе современного гротеска, не обязательно делать пьесу жертвой кощунственного насилия. В ряду таких интерпретаций стоит Ричард III Энтони Шера, фигура страшноватая, но и забавная, как забавен всякий, даже самый угрюмый гротеск.
Добры или злы гротескные уроды и чудища на картинах Босха, Дали или Бэкона? Возмущается ими художник или сострадает им? Ни то, ни другое. Они обитают в фантастическом мире, где люди, звери и природные формы расчленены, смешаны и прорастают друг в друга, в мире, существующем по своим особым законам, далеким от норм реальной жизни. Таков и мир Ричарда — Шера, что точно почувствовал и пытался передать критик «Обсервера», — увы, не без излишней декламации. Там, писал он, «растения и животные могут спариваться и навозный жук насилует на лету несомую вихрем сикамору»20.
Получеловек, полузверь, полунасекомое, Ричард — Шер, как истинное творение современного гротеска, пребывает за пределами каких бы то ни было нравственных представлений. «Нельзя называть волка жестоким за то, что он убивает овцу», — писал Мелвин Брэгг по поводу решения главной роли в более ранней постановке «Ричарда III» в том же Шекспировском театре. Слова критика легко можно отнести к Ричарду — Шеру. Что толку гневаться на его злодейства? В систему человеческих ценностей он не вписывается. Критики с удивлением писали о «странной невинности» Глостера, тирана и душегуба21.


Ричард III — Э. Шер, леди Анна — П. Дауни

Тут нет дерзновенного попрания небесных законов, ибо о существовании неба разве что смутно догадываются, а уж в реальность возмездия и вовсе не верят. Оттого в жутковатом некрофильском танце на крышке гробницы, когда Ричард, оседлав статую покойника, самым непристойным образом на ней скачет, нет вызова небесам, а только торжество победителя, который что хочет, то и делает.
Актер здесь расходится с режиссерским прочтением пьесы как религиозной драмы. Каждым шагом и каждым словом его героя управляет победоносное безверие.
Этот своего рода гротесковый имморализм, заметим, не только свойство характера Ричарда, «мухи на ходулях», но и черта театрального языка Энтони Шера и многих актеров его поколения. То же можно сказать и о стиле произведений многих современных драматургов, вышедших из школы театра абсурда и английской эксцентрики.
Кажется, современные художники испытывают острое наслаждение, вступая в отчаянно опасную игру с бесом вселенской иронии, на самом краю обрыва, каждый миг рискуя внезапно ощутить под ногами пустоту — угроза, которая иногда сбывается. Они и нас, зрителей, увлекают обольщениями этой игры.
У Ричарда (и у режиссера) в рукаве припасен набор шутовских трюков. В сцене избрания он резво ползает по соборной площади на заду, призывая толпу горожан следовать его примеру, что они с пылом и исполняют, только бы согласился владеть ими.
В другой сцене он разыгрывает пародию на самого себя. Молодой принц позволил себе передразнить его ковыляющую походку, и веселый дядя Дик, чтобы потешить племянника, немедленно изобразил совсем уж немощного калеку, бросив при этом на юного шутника запоминающий взгляд.
Все это, впрочем, лежит в кругу давно испытанных приемов постановки «Ричарда III». Только ленивый теперь не делает пьесу предметом «карнавализации».
В шутовстве Ричарда — Шера мало веселости: какой уж там карнавал. «Сквозь тонкий фасад смеха прорывается демонизм. Через бумажную маску шута смотрит сатана»22— в таком патетическом тоне писал в «Гардиан» М. Биллингтон, критик, обычно склонный к трезвости и иронии, а отнюдь не к романтическим преувеличениям. Совершенно в том же духе написаны почти все рецензии, что странно только для тех, кто не видел Шера в этой роли.
Прочтение «Ричарда» в Шекспировском театре явственно соприкасалось с тем все расширяющимся пластом духовной жизни, в котором реализуется жадный интерес современников к сфере иррационального (оккультные науки, демонология, экзорцизм, черная магия). Обряды древних мистиков стали фактом сегодняшней реальности. Шер записал в дневнике ужасную историю о том, как простой дворник из Стратфорда стал жертвой убийства по ритуалу черной магии. Демоническая фигура химеры на костылях вошла в окружающую современного человека толпу пугающих фантомов, рожденных обыденным сознанием, ищущим сильных ощущений, или «коллективным бессознательным» общества, персонифицирующего свои страхи в образах новой мифологии.
Кульминационный момент спектакля, сцену коронации Ричарда, критик газеты «Дейли Мейл» назвал «литанией черного ведьмовства»23.
Под дикую и грозную музыку (композитор Гью Вульфенден явно подражал орфовской «Кармина Бурана») в колышущемся тумане — то ли это ладан, то ли дым от адского пламени — по сцене стремительно шествовала процессия, словно толпа бесов неслась: вместе с монахами и придворными убийцы, их вставшие из гробов жертвы, шлюхи, развлекавшие Хэстингса перед тем, как его взяли. Тяжелые багровые одежды, покрывающие Ричарда и Анну, спущены, и священники льют мирро на обнаженные плечи монарха и его супруги, на уродливый горб одного и прекрасное тело другой. Все вместе, живые и мертвые, пронзительно вопят: «Слава!» Ричард одним сильным прыжком взлетает на трон и поднимает над головой скрещенные костыли — Антихрист с антикрестом.
Билл Александер поставил сцену коронации, без сомнения, чрезвычайно эффектно, в духе старого доброго «пиршества для глаз», слегка исправленного в согласии с современным жестоким стилем и поэтикой «черной мессы».

Кликабельно

Но одними эффектами, как бы они ни были хороши, невозможно объяснить почти гипнотическое воздействие, которое производил Ричард, сыгранный Энтони Шером, или, точнее, Энтони Шер, игравший Ричарда. Между актером и зрителями мгновенно возникал контакт, но это была связь какого-то мучительного свойства. С первых минут спектакля, когда, выставив перед собой костыли, горбун бесшумно и стремительно выскальзывал вперед, актер вел на публику пугающе агрессивный натиск. Зрители внутренне отшатывались, им невольно хотелось защититься от мощных биологических волн, направленных в зал. Объектом атаки становилась вся личность, весь психофизический аппарат зрителя. «Каждый раз, — писал пораженный критик газеты «Трибюн», — когда это ужасное видение появляется на сцене, у вас возникает какая-то вибрация в глубине желудка»24 (описание, надо признаться, вполне соответствующее действительности).
Целенаправленный поток энергии, исходившей от маленькой фигурки, метавшейся по сцене, сносил все преграды, прорывая все плотины, да и желание их ставить скоро пропадало.
В поисках слов, способных хоть как-то определить это непривычно возбуждающее, физиологически сильное воздействие искусства Шера, критики обратились к терминам из области электротехники. Размышляя по поводу его Тартюфа, сыгранного за год до Ричарда и кое в чем его предвосхищавшего25, критик приходил к заключению: «Шер — человек с более высоким вольтажем, чем простые смертные»26. Судя по всему (я не видел «Тартюфа») в «Ричарде III» было включено самое высокое напряжение. От актера точно било током.
Яростная сила витальной энергии, которую актер добывал откуда-то из сокровенных глубин своей личности, из недр своего подсознания, вибрировала в его Ричарде и заставляла вибрировать зал. Она врывалась в нас, вовлекая в свой грозный и обольстительный мир, отдавая в плен своего мощно пульсирующего ритма.
Критик «Дейли Мейл» писал об этой гипнотической силе Ричарда — Шера чуть ли не со страхом: «Смотреть в его дикие обезьяньи глаза — значит попасть во власть его силы, отнимающей у вас волю»27. Это сказано не от лица персонажа пьесы, какого-нибудь Риверса, застывшего перед взглядом Глостера, как кролик перед удавом, но от своего собственного лица.
В победительной стихии, справлявшей на подмостках свой темный праздник, было, конечно, немало эротического. От начала до конца оно пронизывало театральную материю и ритм спектакля, трепетало во всем существе Ричарда, отзывалось в каждом его движении, отнюдь не только в сцене с леди Анной. Кровавый ход горбуна к трону заключал в себе явственно сексуальный подтекст. «Зло эротично», — записал Шер в дневнике чьи-то слова28.
Само «вещество» искусства Шера, тип его художественного бытия как нельзя далее отстоит от брехтианского рационалистического лицедейства, популярного в 60-е годы, и, с другой стороны, от влиятельной гилгудовской традиции английского актерства, с его пуританской брезгливостью к физической жизни тела, ко всяким там эмоциональным чрезмерностям и со стойкой верой в то, что суть театра была и есть точно выраженная мысль и прекрасно звучащее слово (Кеннет Тайнен назвал Гилгуда «великим актером от подбородка до макушки»29).
Сказано, что материал творчества актера — он сам, его тело и его нервы. Эту банальную истину Энтони Шер делает почвой своего искусства и идет по этому пути до конца, до последней черты. Гротескные образы, которыми он населяет сцену, вытолкнуты из тайников его собственного «я». Отдельные их черты, отдельные элементы могут быть выхвачены из реальности и переданы, как мы видели, с точностью чуть ли не фотографической, но в своей целостности они суть овеществление собственных мучительных снов художника, материализация токов его подсознания, ритмов его тела.
Неожиданным образом искусство Шера и ряда его сверстников-актеров заставляет вспомнить о свойствах давно преданной забвению романтической школы. Кто-то из критиков даже упомянул об Эдмунде Кине — речь, понятно, шла не о сопоставлении дарований, а о некотором, пусть весьма отдаленном, сходстве эстетических позиций.



Впрочем, чтобы найти источники искусства Шера, нет нужды ходить так далеко. Невиданная в традиционном театре экстатическая интенсивность сценического существования актера родилась, с одной стороны, в школе авангардного театра, которую прошел Шер, а с другой — в атмосфере рок-культуры, которая вырастила и напитала своим духом уже не одно поколение английских (и не только английских) актеров. Нужно ли добавлять, что оба эти явления, английский театральный авангард и рок-культура, возникли и развились в лоне молодежной культуры 60-х годов, их судьбы теснейшим образом между собой сплетены.
Энтони Шер начинал в ливерпульском театре «Эвримен», одном из самых известных экспериментальных театров Англии. Он был основан в середине 60-х годов, за несколько лет до того, как туда пришел Шер. Театр возник в городе, только что давшем миру «Битлз». Студенческая молодёжь Ливерпуля, которая помогала построить театр и для которой он создавался, была первой публикой великой рок-группы, она подарила «битлам» первую славу. Театр сохранил связь с рок-культурой и в те годы, когда там появился юный Шер. Но его поколению «битлы», при всем уважении к ним, уже казались респектабельными стариками, а их песни — благодушной сентиментальной лирикой. На смену Полу Маккартни и его товарищам с годами начали приходить новые рок-певцы совсем иного стиля и жизнеощущения. Самый знаменитый из них, гибкий и стремительный, как змея, полный агрессивной и разрушительной силы, вероятно, вызвал бы у «битлов» содрогание.
Когда на сцену выходит Энтони Шер в роли Ричарда, имя Майкла Джексона приходит на ум куда скорее, чем имя Эдмунда Кина, что, на мой взгляд, вполне естественно для молодого актера 80-х годов XX века и нисколько для него не обидно.
Способность, погружаясь в состояние ритмизованного экстаза, вводить в действие энергию подсознания Шер и его сверстники вынесли из стен многочисленных театров-лабораторий, где их приобщали к учениям Арто, Гротовского, Брука. Там, в согласии с театрально-терапевтическими идеями пророка театра жестокости, им внушали, что выпустить на волю бесов подсознания означает изгнать их из своей личности, избавиться от грызущих комплексов и жажды насилия, достигнуть очищения и освобождения и других привести к тому же психологическому катарсису. Вместе с многими театральными искателями 70-х годов им пришлось испытать, какими духовными тупиками и опасностями чревато оргиальное самораскрепощение. Они понимали справедливость упреков, обращенных Гротовским к своему духовному учителю: «Не верю, чтобы разнуздание на сцене Содома и Гоморры утихомирило или разрядило в ком-либо греховные желания, за которые, как известно, города эти были покараны»30.
Но тот же Гротовский говорил о провидческой зоркости Арто, указавшего пути к бесконечному расширению душевных и физических возможностей актера в их предельной полноте и неразделимости: «Когда актер преодолевает барьер обыденности, когда он совершает акт искренности, самоотдачи, достигая самообнажения, самораскрытия, достигая акта крайнего, торжественного, не отступающего ни перед какой нравственной границей, он дорастает до самой сути своего призвания»31.
Теперь, когда молодые английские актеры 80-х годов пришли на подмостки Королевского Шекспировского и Национального театров, они принесли с собой опыт альтернативной сцены и многие ее проблемы. На одном из прогонов «Ричарда III» кто-то зашедший в зал вдруг нервно хихикнул. Смех немедленно передался его соседям, затем актерам на сцену, после чего смех оборвался, сменившись взрывом повальной истерики, коллективного помешательства, анархического буйства. Опасные силы, разбуженные в Ричарде, вырвались на волю и вселились во всех присутствовавших. Шер позже записал в дневнике: «Истерика сделала меня своей беспомощной жертвой. Я не смог продолжать. Все помещение было похоже на сумасшедший дом. Эта атмосфера так опасна. Во многих отношениях. Другой режиссер или один из старших и более «профессиональных» членов труппы мог бы в любой момент вскочить и закричать: немедленно остановитесь!»32.
Вместе с тем напугавший Шера взрыв что-то освободил в самом актере, какие-то внутренние преграды рухнули, и он, по его словам, «сделал последний шаг к аморальности Ричарда и открыл природу его юмора»33 — он увидел перед собой улыбочку, дрожащую на губах Питера Сатклиффа, нового Потрошителя.
Но как научиться всякий раз подчинять разбуженный хаос своей воле? Гротовский видел спасение в строжайшей моральной дисциплине, которая должна служить противовесом и уздой опасной спонтанности. Как всегда, он искал внеэстетических решений. Шер, вслед за Бруком, хотел найти выход в пределах самого искусства. Дисциплине чисто духовного порядка он предпочел нечто более вещественное и надежное — дисциплину художественной структуры, строжайшим образом организованной формы.
Колеблющиеся тени его ночных видений в ослепительном свете искусства кристаллизуются в отточенный, законченный во всех деталях образ. Расчисленное совершенство композиции призвано эстетически преодолеть ужас, которым чреваты созданные его воображением химеры.


Финал спектакля

Каждое движение, каждая мизансцена зафиксированы с несвойственной обычно английскому театру строгостью.
Наконец, актер заклинает хаос словом, мощным, исполненным поэзии человечности словом Шекспира.
Стихи давались ему с трудом, даже после двухлетнего пребывания в Шекспировском театре, а в альтернативных театрах, где он служил прежде, до работы над стихом не унижались. Шер упорно, день за днем занимался с Сесили Берри, педагогом Стратфордского театра, специалистом по шекспировскому стиху и сценической речи, хранительницей заветов Дома Шекспира. Она помогала ему соединить опыт авангардной сцены с традициями классической актерской школы.
Голос, главный инструмент трагического актера, повиновался ему плохо. Его все время тянуло сразу растратить все свои не столь уж богатые запасы. Прошли недели, прежде чем он научился искусству с математической точностью выстраивать звуковую партитуру роли.
Рваная и взвинченная, то и дело норовившая порвать поводья внутренняя жизнь Ричарда ломала, взрывала изнутри дыхание шекспировского стиха. Шаг за шагом актер овладевал искусством взнуздывать эти черные бури кованым стихом Барда, подчинять их энергию ритму шекспировского ямба.
Сесили Берри учила вовсе не холодной классической декламации. Шер и не воспринял бы таких уроков. В Стратфорде к шекспировскому слову относятся как к живому существу, умеют передать физическую плотность слова, его объем и вес, его цвет и запах. Критик «Санди Телеграф» писал, что Шер «произносит стихи с такой ядовитой силой, что они, кажется, воспринимаются не разумом, а внутренностями»34. Но сама эта ядовитая сила отлита в безупречную форму поэзии.
Адское пламя укрощено, загнано под белые плиты собора, но оно клокочет там, всегда готовое взломать тонкую преграду.
Художники иных поколений отказались бы признать, что в самом человеке таятся силы, грозящие его разрушить. Они были убеждены в гарантированной благости человеческой натуры. Ими управляла благородная гуманистическая вера. Но, может быть, для того, чтобы найти эти опасные силы в своей душе, извлечь их на свет и попытаться их победить, нужно не меньше гуманистической воли и, во всяком случае, больше мужества.

Примечания
1. «The Daily Mail». 1985. 1 May.
2. Sher Antony. Year of the King. L., 1985.
3. Sher Antony. Year of the King, p. 106.
4. Ibid., p. 20.
5. Ibid., p. 18.
6. Sher Antony. Year of the King, p. 209.
7. Ibid.
8. Ibid., p. 211.
9. Olivier Laurence. On Acting. L., 1986, p. 242.
10. Sher Antony. Year of the King, p. 30.
11. Sher Antony. Year of the King, p. 44.
12. «Theater Week», 5 Sept., p. 27.
13. «Theater Week», 5 Sept., p. 26.
14. Ibid.
15. Sher Antony. Year of the King, p. 181.
16. Ibid., p. 156.
17. «The Jewish Chronicle», 1985, 10 May.
18. «The Financial Times», 1985, 1 May.
19. «The Birmingham Post», 1984, 20 June.
20. «The Observer», 1985, 1 May.
21. «The Jewish Chronicle», 1985, 10 May.
22. «The Guardian». 1985, 2 May.
23. «The Daily Mail», 1985, 1 May.
24. «The Tribune», 1985, 17 May.
25. «Демон», «диббук», Распутин, «животное джунглей», персонажи Босха и Бердсли — таков реестр дефиниций, к которым прибегали рецензенты «Тартюфа».
26. «The Financial Times», 1985, 21 June.
27. «The Daily Mail», 1985, 1 May.
28. Sher Antony. Year of the King, p. 225.
29. Tynan Kenneth. A View of the English Stage, p. 147.
30. Grotowski Jerzy. Не Wasn't Himself. — The Flourish, 1967, Summer, № 9, p. 14.
31. Ibid.
32. Sher Antony. Year of the King, p. 226.
33. Ibid.
34. «The Sunday Telegraph», 1985, 5 May.

Фотографии спектакля: sholay.diary.ru/p198720354.htm и sholay.diary.ru/p203203316.htm

@темы: Впечатления, RSC, Энтони Шэр, Шекспир

---

Отсюда: www.dtbooks.net/2016/02/ii-2016-10-12.html#more

понедельник, 8 февраля 2016 г.
"Ричард II", январь 2016 | Отзыв о спектакле 10 января + стейдждор 12 января

Продолжаем обнаруживать в сети отзывы на "Ричарда II" в новой версии. Спасибо ЖЖ юзеру tan-go! Самое интересное под катом, как обычно.

Оригинальный пост: tan-go.livejournal.com/399449.html


«Ричард II», Barbican, Лондон, 10/01/16 (или «Как я ходил на Дэвида Теннанта»)

...что для меня стало некоторой неожиданностью, так это удивительно демократичная атмосфера в театре в целом (по крайней мере, в Барбикане — других примеров пока не видела). Верхнюю одежду в гардероб можно не сдавать, и большинство этого не делает — тащит с собой в зал вместе с прочими пожитками и располагается поудобнее. Шпилек и блестючих платьев в такой ситуации тоже не наблюдается. Отдельные товарищи проходят на свои места прямо со стаканами недопитым пивом, и никто им не препятствует. Но при этом во время спектакля не слышно НИКАКИХ посторонних звуков, и в трагических паузах все сидят, затаив дыхание, и в зале висит звенящая тишина (разве что кто-то не может сдержать кашель — такое было, но это уж дело житейское).

...что касается театра — моих впечатлений от самой постановки, кажется, не могло бы испортить ничто! Потому что это был по-настоящему удивительный опыт.

Немного справочной информации на всякий случай (Вики и прочие подобные источники). Ричард II (англ. Richard II) — историческая хроника Уильяма Шекспира (1595), охватывает события 1399-1400 гг. В её центре — низложение короля Ричарда II и захват власти его двоюродным братом Генрихом Болингброком (Генрихом IV), а затем убийство пленного Ричарда.

В 2013 году режиссёр Грегори Доран (нынешний руководитель Королевской Шекспировской Компании, RSC) поставил «Ричарда II» с Теннантом в главной роли. Ну, они его, как водится, поиграли-поиграли, а потом переключились на другие проекты. Однако ж в этот году исполняется 400 лет со дня смерти Шекспира. Британия и весь мир, конечно, будут весь год гулять по этому поводу. Вот и постановку «Ричарда» воссоздали, чтобы показывать вместе с другими историческими хрониками — в рамках цикла KING AND COUNTRY: Shakespeare's Great Cycle of Kings.

Как вы, возможно, не знаете, театрал из меня сомнительный. В театрах я бываю редко, и, главное, мне редко по-настоящему нравится то, что я там смотрю. Но я всё не теряю надежды и продолжаю эксперименты с эпизодическими походами на разные постановки. На этот раз, конечно, получился ход конём ))

Эта постановка когда-то транслировалась у нас в кинотеатрах и вообще существует в записи, так что большинство поклонников ДТ, конечно, её видели, и не по одному разу — даже если не вживую. А я вот не смотрела даже отрывков, так что для меня это было полное откровение. Пьесу Шекспира, впрочем, предварительно прочитать стоило, чтобы представлять сюжет (этакое либретто), ибо на слух шекспировский язык воспринимается сложно и многое ускользает даже при приличном знании языка современного. Я честно взялась читать пьесу, но только по приезду в Лондон — как следствие, дочитать не успела Так что концовка оказалась для меня полным сюрпризом, и, наверное, произвела особенно сильное впечатление как раз из-за этого (хотя казалось бы, какие неожиданности могут быть в шекспировской трагедии).

Так вот, в полном отрыве от личных симпатий к отдельным представителям каста, «Ричард II» в постановке Грегори Дорана стал для меня потрясающим театральным опытом. Я правда никогда раньше ничего подобного не видела. И я вообще не могу подумать о чём-то, что вызвало бы у меня малейшие сомнения в оценке. Это было невероятно! С одной стороны, хотелось ловить детали, как всё это сделано: декорации, музыка, взаимодействие актёров на сцене. С другой, это было фактически невозможно, потому что постановка не распадается на отдельные составляющие, это цельный живой организм, и ты просто погружаешься в неё, живёшь в ней. Это, конечно, одна из причин, почему такие спектакли стоит пересматривать. Вообще, кажется, что всё просто: декораций как таковых почти нет — они, наверное, процентов на 80 моделируются игрой света, плюс есть подвижные элементы сцены (поднимающиеся-опускающиеся платформы/балконы и т.п.) Например, на этих «заставочных» декорациях настоящие, кажется, только гроб и табуретка



Музыка — живая. Это несколько девушек, которые поют в основном а капелла плюс вступающая время от времени группа товарищей с духовыми. И это, конечно, создаёт удивительную атмосферу.

Но главное, конечно, актёры. Как прекрасны и убедительны абсолютно все! Как продуман образ каждого! Я, честно говоря, уже привыкла к тому, что в каждой, даже самой удачной, постановке, должен присутствовать актёр/персонаж — этакая ложка дёгтя. Либо раздражает то, как подан образ, либо актёр банально плохо играет, либо неправдоподобен, либо переигрывает, либо ещё какая фигня. Либо я просто придираюсь и никому не верю в принципе. Так вот тут — верилось всем, безоговорочно. Даже слуге, который просто что-то приносил-уносил со сцены. И даже актёры, появлявшиеся всего в одной-двух сценах, так раскрывали своих персонажей, что они совсем не казались малозначимыми или второстепенными (и не были такими на самом деле).

Ну и, конечно, Ричард. В смысле Дэвид. Что тут можно сказать? Аааааааа, он настоящий!!!1111одинодин Помимо шуток, так бы я и сказала. Про них обоих.

Честно говоря, когда я читала пьесу, у меня не было в голове никакого чёткого образа применительно к королю Ричарду II, я не понимала, как он должен говорить, какие чувства вкладывать в те или иные слова. Такое вообще бывает с пьесами, но в исторической хронике, наверное, проявляется ярче всего. Шекспир не даёт никаких характеристик и оценок, он просто показывает персонажей такими, какие они есть, через их поступки и отношения с другими — а вы уж сами решайте, как их трактовать, что это были за люди, как они говорили и почему. И поэтому для меня это настоящее чудо — когда совершенно неочевидный для меня образ встаёт с бумаги и воплощается во что-то живое. Такое же неоднозначное и противоречивое, но от этого ещё более настоящее. Это удивительно, и я бы очень хотела повторить этот опыт. И за него я искренне благодарна обоим «родителям» театрального Ричарда — Грегори Дорану и Дэвиду Теннанту.

Ну а как поклоннику конкретного актёра мне достался ещё целый букет чувств, и тут даже не знаю, стоит ли что-то писать ) Это такой маленький шок, когда ты впервые слышишь столь хорошо узнаваемый голос живьём — и он звучит в точности, как ты привык его слышать в записи. Не говоря уже обо всём остальном) И этот лёгкий электрический разряд подаётся постоянно, пока он на сцене. Но при этом я не то чтобы не скучала, когда король не участвовал в действии — я этого даже не замечала практически! Вот что значит хорошая постановка, где хороши и хорошо абсолютно все.

Ну и про эстетическую сторону так сказать — я же девочка) На самом деле, какой бы странной изначально ни казалась (мне) идея смотреть на ДТ, бегающего по сцене в ночнушке и накладных волосах, на самом деле живьём всего этого не видно. В том смысле, что смотришь не на них. Голос, движения, вотэтовсё — действительно важны, из них и создаётся образ.

Хотела напихать в свой рассказ побольше фоток именно со спектакля, но почти все материалы, доступные в сети, — со старой версии, с другими актёрами в некоторых ролях. Поэтому вот вам для снижения градуса пафосности ржачное фото с поклонов.

И ещё одно, тут видно побольше актёров.



Наблюдая, как народ в онлайне скупает билеты на все показы подряд, до каких только может дотянуться, я, конечно, думала: «Я не такая», — ибо это уже крайняя степень фанатства. Но на самом деле, через пару дней почувствовала, что «можно бы и повторить». Всё-таки у повторных просмотров есть свои преимущества перед первым (совсем-совсем первым), это даже не книгу перечитывать, а гораздо лучше. На тот момент, конечно, было уже поздно, но в следующий раз (ха-ха, я уже пишу «в следующий раз») можно будет подумать об этом заранее.

Ну ладно, спектакль закончился, а вечер нет. У нас ещё была опция «пойти к служебке на предмет автографов/фото/праздного любопытства». Если бы я собиралась в театр без всякой информподдержки извне, такой вариант мне бы и в голову не пришёл. Но интернет на тот момент уже полнился свежими фотками от stage door, которые было сложно игнорировать. И всё же, думаю, если бы у меня не нашлось компании, я бы снова сказала себе, что «я не такая». А так получилось переложить ответственность на кого-то ещё, а я тут типа так, рядом постояла )) Если серьёзно, то я и впрям «не такая», в том смысле, что я крайне неловко себя чувствую в подобных обстоятельствах, мне они кажутся вторжением в личное пространство, то есть страшной бестактностью. Не говоря уже о том, что с чисто прагматической точки зрения я не очень понимаю, зачем нужны автографы. Что с ними обычно потом делают? Если это не подписанная книга, например, а просто закорючка на куске бумаги.

В общем, в какой-то момент пришлось отключить мозг, и мы отлично пробежались по подземной стоянке Барбикана (весело и абсурдно, всё как я люблю). Народу у stage door в тот вечер было много, и мы радостно затерялись в этой толпе. Мы с Наташей наперебой повторяли «что я тут делаю, что я тут делаю» и немного истерически хихикали — но праздное любопытство на предмет «поглазеть» всё-таки удовлетворили. А Лена так даже урвала свою заветную закорючку, так что уезжала из Лондона абсолютно счастливой.

Однако ж на этом история, как оказалось, для нас не закончилась, и два дня спустя мы неожиданно закрыли, так сказать, этот гештальт. Дело было так. Мы провели очень насыщенный день в Лондоне, много где побывали, реализовали несколько прекрасных задумок, и вот, уже вечером, задумались о планах на завтра. Идеи были, но, чтобы понять, насколько они осуществимы, и проработать план, нам нужен был интернет, желательно в комплекте с тёплым местечком, где можно будет как следует в него зарыться. Ближайшим местом, в котором, как мы знали, точно всё это есть и можно пользоваться всем без ограничений, чувствуя себя как дома, оказался тот самый Барбикан. Вообще, Barbican — это не театр в строгом смысле слова, а целый современный культурный центр, очень большой. Там несколько этажей, несколько залов, где могут одновременно проходить разные мероприятия, кинотеатр и бог знает что ещё. А ещё там просторные холлы с мягкими диванчиками и вайфаем, и можно сидеть там сколько угодно — никто на тебя и внимания не обратит, мало ли чего ты там дожидаешься. В общем, лучше любого антикафе.



И вот мы радостно туда завалились и углубились в изучение автобусных и железнодорожных маршрутов. При этом краем глаза послеживая за тем, что происходит вокруг. В зале рядом с нашими диванчиками шёл концерт симфонического оркестра, в антракте оттуда выплывали какие-то приличные люди, пили шампанское из высоких бокалов, вели светские разговоры. Но где-то на задворках сознания зрела мысль о том, что на другой сцене сегодня опять играют «Ричарда», уже в рамках цикла King and Country. Свои планы на завтра мы спланировали, списались с Юркой насчёт покупки билетов, а спектакль меж тем уже должен был подходить к концу. Ну, думаем, выйдем на улицу — посмотрим, что там сегодня происходит. Выйдя, мы обнаружили, что народу у stage door в этот вечер как-то неприлично мало. А спектакль вроде как заканчивается. А народу мало... Ну ладно, думаем, в такой ситуации — просто грех не присоединиться. Потом мы, правда, раз десять пожалели о своём решении: ветер завывал пронзительно, холод продирал до костей, полночь близилась, а Дэвида всё нет. Выяснилось, что к сегодняшнему спектаклю «бонусом» прилагалась ещё мини-конференция с обсуждением постановки. Но в текущей ситуации свалить в последний момент было уже как-то совсем нелепо и глупо — да, гораздо нелепее, чем сам факт всего этого стояния на ветру.

И мы всё-таки дождались! Более того, в качестве бонуса, получили спецверсию Дэвида. Только в этот вечер и, конечно же, только для нас, он вышел из театра без своей фирменной кепки, бггг ))) Фото не моё, но передаёт. Поэтому я просто оставлю его здесь.



А это результат. Думаю сварганить какой-нибудь коллажик с разными фотками из этой поездки, и туда же зафигачить и его — не в столе ж ему пылиться, в самом деле. Вообще, если уж начинать (на старости лет) брать автографы, то только у таких людей, конечно. И мне даже не стыдно по этому поводу (хотя всё-таки чуть-чуть неловко).



В общем, театральный опыт удался. В следующий приезд хочется попасть на кого-нибудь ещё из великих британцев (можно совместить).

@темы: Впечатления, RSC, "Ричард II", Шекспир, Дэвид Тэннант

---

Richard II / Ричард II в Лондоне 2016 и другое театральное

Отсюда: www.dtbooks.net/2016/02/ii-9-10-2016.html#more

вторник, 9 февраля 2016 г.
"Ричард II": отзыв на спектакли 9 и 10 января 2016

И еще один отзыв о январских спектаклях "Ричард II" с Дэвидом Теннантом в главной роли. И не только - еще рассказ про попытки попасть на Dazzle с Эндрю Скоттом и стейдж дор с ним, про "Глобус" и про встречу 16 января с Джонатаном Слингером и Дэвидом Теннантом (напоминаем, что расшифрованную Наташей Зайцевой запись дискуссии можно почитать тут: www.dtbooks.net/2016/01/richard-ii-discussion-w... и там же послушать аудио). Спасибо ЖЖ юзеру natalytro за рассказ о поездке!

Оригинальный пост: natalytro.livejournal.com/754.html




Richard II / Ричард II в Лондоне 2016 и другое театральное

Окей, я хочу все это описать, насколько получится подробно. Потому что воспоминания так быстро уплывают куда-то в туман, те ощущения, которые ты только что испытывал тают как дым и остается лишь немного тревожное чувство и желание продлить момент.

Я ехала в Лондон во второй раз, и теперь уже не просто посмотреть, что это за город, а во-первых увидеть театральную постановку "Ричард II"/Richard II с Дэвидом Теннантом/David Tennant в главной роли, а во-вторых сравнить свои ощущения с предыдущей поездкой туда. Это путешествие получилось по большей части спонтанной цепью удачных совпадений, но очень насыщенным и полным приятных сюрпризов. В нем было много театра, о котором я здесь и напишу.

Итак, театр.

Приехав в пятницу 8-го января поздним вечером и заселившись в хостел, я поняла, что утром помчусь в театр Барбикан/Barbican Centre (где должен был идти спектакль), чтобы попытаться купить билет на спектакль 9-го числа, хотя у меня уже был заранее купленный билет на спектакль 10-го. Пришла и увидела длинную очередь людей, желавших видимо того же. А очереди в театрах это отдельная история. Пока стоишь, знакомишься с разными людьми, делишься впечатлениями и потом получив свой заветный билет (а я его получила) желаешь удачи остальным. Такие билеты называются day tickets, они продаются в день спектакля и их ограниченное количество, а сколько именно никто не говорит, стоят они всего 10 фунтов. Когда они кончаются есть еще шанс купить "возвратный" билет (это когда кто-то решил его сдать) , но уже за полную стоимость. Так вот мой билет был за 10 фунтов, а место стоячее. Это в последнем ряду партера сбоку есть у стеночки места, где люди просто стоя смотрят спектакль. В тот день спектаклей было два, дневной и вечерний, я попала на вечерний.

Пришла вечером в Барбикан и встретила итальянку, с которой утром стояла в очереди, ей тоже достался билет на вечерний спектакль. И что же она рассказала - что утром вышла из театра, пошла на автобусную остановку и по пути встретила...Дэвида! Чудеса! Попав в зрительный зал, я поняла, что он настолько грамотно построен, что видно и слышно хорошо отовсюду, даже с последнего ряда. На сцене декорации, очень простые и очень эффектные. Свисающие длинные нити мелких на вид металлических шариков в несколько слоев (это я уже потом рассмотрела их вблизи, т.к. в холле театра такие же висят и с ними можно фотографироваться, а когда спектакль смотрела не могла понять, что за голографические штуки) на заднем плане, на которые проецируются разные изображения. Выглядит это все очень объемно и атмосферно. На сцене посередине стоит стол и на нем гроб, накрытый черной тканью. А я стою и улыбка во все лицо. Просто потому что я там и все это происходит на самом деле.

И вот начался спектакль. Это не первый раз, когда эта постановка идет в театре, это не премьера, и существует видеозапись спектакля. Но я специально не смотрела ее, чтобы первое впечатление было именно от живого действия. А впечатляет сильно. И хотя язык Шекспира не всегда легко понять (хотя я была довольно подготовлена, я читала эту пьесу на русском и смотрела фильм по ней, снятый BBC, на английском), и хотя я стояла все эти 3 часа (правда иногда повисая на ограждении, окей...большую часть времени повисая), но во время спектакля я понимала, что я прямо погружаюсь в него целиком, лишь иногда выныривая ненадолго, чтобы перевести дух.

Аудитория в субботу была потрясающая, зрители видимо были настолько увлечены, что стояла почти полная тишина. В некоторые моменты - абсолютная, и только сердце стучит и боишься вдохнуть. Что же до Дэвида, то он был великолепен, серьезно, он действительно потрясающий актер. Я так рада была, когда услышала его голос и он оказался именно таким как в кино и аудио записях, знакомым и чудесным но теперь - настоящим. Потому что для меня в актере главное это голос и как он говорит. Дэвид может со своим голосом делать все. И когда он вышел на сцену и заговорил, это был не голос Дэвида, а голос короля. И от такой радости тут я снова очень сильно начала улыбаться.

Конечно в спектакле актеров много и успех их общий, потому что играли очень хорошо все они. Спасибо им за это. За то, что они так искусно умеют рассказывать такие сложные истории. А еще по бокам сцены, наверху были такие штуки, вроде балконов, где стояли музыканты. Музыки в спектакле не много, но она живая и очень освежает, тем более, что повествование действительно сложное и тяжелое.

Когда начался антракт и пришлось "вынырнуть", я поняла, что не зря пошла в субботу и что хочу еще, и хорошо, что у меня есть билет на воскресный спектакль. В общем 3 часа пролетели незаметно. А после спектакля я пошла к stage door, чего никогда не делала раньше и даже не ожидала от себя. Народу уже там толпилось много, желающих взять автографы и пофотографироваться с Дэвидом. Сначала вышли остальные актеры, тихо так, как из офиса обычного работники уходят. Но их тоже конечно приветствовали, а у кого-то автографы брали. А потом вышел Дэвид и тут уж понеслось. Фото, автографы, суматоха, но надо отметить, что фанаты хоть и на эмоциях конечно все, но нет безумной давки, все довольно спокойно ждут своей очереди, а кому не досталось рады и тому, что просто его видели. Поразило насколько терпеливо он общается с фанатами, как долго он там всем все подписывал и сэлфи делал. У stage door было небольшое ограждение, по одну сторону которого стоят фанаты, по другую охранник, в конце ограждения машина для Дэвида, а по другую сторону машины еще кусочек ограждения и снова фанаты. Я стояла в этом кусочке, поэтому видела все на отдалении, и к нам он не дошел - сел в машину. Но помахал и сказал спасибо. И рядом со мной стояли люди и говорили - He's so patient! В общем первый театральный день прошел чудесно - happy!



В воскресенье спектакль был дневной. И шла на него я уже не одна - перед поездкой увидела в ВК сообщение от девушки, которая тоже собиралась идти 10-го числа и написала ей. Договорились встретиться перед спектаклем и пойти вместе. Оказалось, что и еще кто-то написал ей. Так что было нас трое - Таня, Лена и я. И вот же удача - совершенно незнакомые люди стали за этот день, который мы вместе прожили в театре и около своими и родными. Было здорово вместе фотографироваться на троне (который тоже в холле стоит специально для "поколения сэлфи") и в декорациях, и на фоне театра и вместе идти снова к stage door после спектакля. И уже стоять ближе, и видеть все что происходит четче и одной из нас - Лене (которая была в Лондоне к слову всего на один день ради этого спектакля) повезло взять автограф! Потом еще долго бродили по вечернему Лондону и делились эмоциями.

Спектакль был снова прекрасен и что интересно - в то же время он был другим. Дэвид был другим. Играл иначе. Помимо того, что были изменены некоторые детали в некоторых сценах (вроде вспрыгивания или не- на трон и разрывания или не- бумаги), но и настроение было другое. Не знаю как другим, а мне показалось, что в субботу вечером король был более ветреным, ироничным и веселым. В воскресенье же он был злее и напряженнее. Кстати и зрители в воскресенье были другие - все время кашляли, мерзавцы)) Но зато сидела я в 9-м ряду и видела все просто великолепно, и текст уже легче шел, по второму-то разу. И во время обоих спектаклей я ловила себя на приятной мысли, что мне именно нравится пьеса, что я думаю о персонажах и эпохе и столько мыслей всяких возникает и ассоциаций, что я не просто смотрю картинку, а сильно включается мыслительный процесс в голове и история переживается по-настоящему. Когда я пьесу читала - ничего подобного не было, я вообще пьесы в написанном виде не умею воспринимать. И каждый раз поражаюсь (когда смотрю хороший спектакль) как актерам удается эти мертвые реплики оживлять и превращать в слова персонажей и придавать им смысл и эмоции и еще и зрителя погружать во все это настолько, что ты не видишь актеров, ты видишь короля и королеву, предателей и сторонников, преступников и жертву. И еще как им удается делать это в такой близости от зрителя, когда сотни глаз смотрят на тебя, оценивают тебя, кашляют в конце концов. К тому же зал действительно устроен так, что сцена кажется очень близкой с любого места, а значит и актерам зал наверное кажется близким. Они такие профессионалы и это так приятно - видеть это все вживую.

А дальше было больше театра. Или околотеатра.

12 числа мы с Таней гуляли. Много где (об этом надо подробно и отдельно). К вечеру поняли, что нужен бесплатный wifi, чтобы составить планы на следующий день и забронировать кое-какие билеты (не в театр) и пошли...куда же больше - в Барбикан. Ну потому что он такой удобный, это не просто театр, это целый огромный культурный комплекс, где несколько залов, там проходят концерты, там есть кинотеатр, оранжерея, библиотека, бар, и просто free space с диванами, где можно общаться, висеть в нете или чего еще угодно делать. И это было как бы спонтанно, но с другой стороны мы знали, что в этот день там снова Ричард идет. Вроде бы идет. А публика какая-то уж очень не та. Сильно солидно выглядят. Проверили на сайте - нет, точно идет. Только уже в составе цикла спектаклей, включающих Генриха IV первую и вторую части и Генриха V. И утром я в сумку сунула программку со спектакля и билет. На всякий случай.

И вот мы сидим там и составляем планы, а время идет. Спектакль подходит к концу. Нужно пойти к stage door. Потому что раз уж мы тут, почему бы и не сходить. Пришли. Люди стоят, но подозрительно мало. Ждем. Холодно. Ветер жуткий. Актеры начали выходить, но не все. Охранник говорит - вы до 11 стоять собираетесь? Мы думали пошутил. Нет. В последствии выяснилось, что в этот день после спектакля было еще и обсуждение оного с участием актеров и помощника режиссера. Поэтому все закончилось позже. Но уж не уходить же. Не ушли. И хорошо. Народу поприбавилось, но все равно было меньше, чем в первые дни. И вот вышел Дэвид, а мы стоим в первом ряду. И тут-то пригодилась закинутая в сумку утром программка и билет - получили заветные автографы, в очередной раз я наслаждалась чудесным голосом, но....разрядились телефоны и фотоаппарат в самый неподходящий момент...и фото нам не досталось)) Но это ерунда, потому что просто приятно там быть и видеть к он общается со всеми кто там собрался, руки пожимает и т.п. И без кепки (для тех, кто в теме)))).



И снова околотеатра. Теперь уже не о Ричарде (но о нем еще будет)).

Во время поездки в Кардифф (отдельная история) мы познакомились с девушкой, которая тоже из России приехала на Ричарда - Аней. Она поведала о том, что 16-го числа идет на еще один спектакль под названием Dazzle, а играет там Эндрю Скотт /Andrew Scott. Тут я конечно сильно огорчилась, что не знала об этом заранее, но решила, что уж раз на Ричарда билет без проблем удалось купить в день спектакля, то уж на Dazzle точно получится и надо идти! Хотя про сам спектакль я ничего не знала. 14 число, прихожу в Soho Theatre, где вроде как спектакль идет, спрашиваю - билетов нет, day tickets продают в другом здании и их очень мало и со слов кассира - когда он шел днем около 2 часов на работу, видел двоих людей со спальными мешками эти билеты карауливших. Ну, думаю, надо все равно сходить узнать. Пошла искать это место, где продают day tickets (которое оказалось также и зданием самого театра, ну точнее чердака, где проходил спектакль), спрашивала у всех - не нашла. Окей. На следующий день я ездила на студию Warner Brothers - The Making of Harry Potter, приехала поздно и просто уже не успела в театр.

16 число - последний шанс для меня, т.к. я уезжаю 17-го (а сам спектакль идет до конца января, эх...). Теперь уже я точно знала адрес, нашла это место, хотя это и было сложно - маленький непримечательный дверной проем в высоком здании на узком тротуаре из которого ты попадаешь в коридор, а в конце коридора - небольшое пространство со стойкой для кассиров (не знаю как еще их назвать, они же продают билеты) и лестница, ведущая на чердак - театральный зал. Стою в очереди, которая была общая и для тех, кто просто забирает забронированные заранее билеты и для охотников за day tickets, которых, как выяснилось всего 5 на каждый спектакль (что объясняется маленькой вместимостью зала). И вот все билеты раскуплены, и осталось нас 4 человека в очереди, и стоим мы, самые стойкие - ждем возвратов. А вдруг! (и кстати, пока стояли, я увидела наконец афишу спектакля, а на ней кроме Эндрю еще и Дэвида Доусона /David Dawson, от чего посмотреть спектакль захотелось еще больше)

Что интересно, в этой очереди кроме меня, была еще одна молодая девушка и две пожилые дамы, одна из них наверное возраста моей бабушки (я к тому, что люди там в любом возрасте не стесняются вот так вот стоять за билетами хоть весь день, подходить к stage door и т.п. Мама говорит у нас тоже такое было, во времена расцвета советского театра). И снова эти чудесные театральные очереди! Молодая девушка была вся на эмоциях, она уже который день пыталась попасть на спектакль и в тот день пришла около 15.00 туда караулить (начало спектакля в 19.30, а касса открывается в 18.00). Из нас четверых она была первая в очереди. Пока мы стояли, друзья одной из пожилых дам - пожилая пара, у которых были билеты и они точно шли на спектакль, сходили за супом и принесли ей - вот это поддержка! Открыли его прямо там в коридоре, поели все вместе - и пошли в зал, оставив подругу ждать билетов. Все по-семейному так. Повезло к сожалению не всем нам, а только первой в очереди. Кто-то все-таки сдал билет - и она купила его! Мы были за нее искренне рады) Постояли еще, пока не начался спектакль и нам сказали, что больше они ничего для нас сделать не могут. Тогда мы спросили, а что если мы пройдем вместо тех, кто вообще не пришел (а такие были, хоть и мало). На что нам ответили, что они так делать не могут, т.к. билеты уже были проданы, и даже если люди, купившие их не пришли, это все равно их собственность и второй раз они их продать не могут. Это было обидно. Что ж, попытка не пытка.

И пошла я гулять по вечернему Лондону, куда глаза глядят. Как раз в это время там проходил фестиваль света Lumier London - хоть на него посмотрела. И было мне грустно, что не попала на спектакль, хотя была так близко. И думала я уже идти домой, т.к. в тот день ни с кем встреч у меня не было назначено, но потом все же решила дойти до театра снова. К stage door. Спектакль я не смотрела, но программку купила, так что можно было хотя бы познакомиться с актерами и возможно получить автограф. Решила пойти. Тем более, что на спектакле была Аня, а вместе всегда веселее)) И это было правильное решение! У stage door стояло всего человек 5, когда я пришла. Вот это сюрприз! Эндрю Скотта не поджидают толпы поклонников??

Окей, зрители начали выходить, людей стало...чуть больше, человек 15 может. Никаких ограждений, да там их и поставить было бы негде, т.к. улица очень узкая, т.е. тротуар узкий. Люди просто тихонько стоят в очереди и ждут. Появился охранник - стоял все время в сторонке и наблюдал за нами. Вышел Эндрю - раздавал всем автографы, фотался со всеми в обнимку, общался! Такой простой и милый) Когда всем все подписал - попрощался и убежал. Никаких машин, просто растворился в уличной толпе. Вышел Дэвид Доусон, то же самое - общался, фотался, подписывал, спросил надолго ли мы в Лондоне, когда мы сказали, что из России. А в конце тоже попрощался и убежал в другую сторону по этой же улице. Это было очень мило и даже душевно, такое чувство, что они сами немного смущаются от всего этого. Никогда не думала, что это так здорово, знакомиться с актерами, которых ты видишь в основном в кино (ну если конечно не живешь в Британии и можешь ходить в местные театры) и обнаруживать, что они настолько открыты к общению с людьми...ну и что они существуют!))). Вечер удался не смотря ни на что и мы помчались в бар громко и эмоционально обсуждая только что пережитое!



Театр Шекспира

Глобус/Shakespeare's Globe - одно из тех мест, которые я обязательно хотела посетить в этот приезд. Но пойти туда получилось только в последний день, 17 числа и почему-то я волновалась. Вот общаясь с актерами - нет, а идя в Глобус - да. Сначала конечно посмотрела на него снаружи - знакомый по разным видео, но теперь увиденный вживую - какой-то волшебный и притягивающий. И он стоит на берегу реки, рядом с ним очень приятно гулять, вообще весь тот район River side очень красивый и какой-то неспешный. Купила экскурсию и вошла внутрь. Сначала попала в музей, где рассказывается история этого театра, Шекспира, показаны костюмы того времени, макеты театра и прочее. И что же я вижу на одной из фото - Дэвида Доусона, играющего там судя по подписи в 2014 году!

Дальше была экскурсия, где нас провели внутрь театра, показали каково это стоять вблизи сцены и каково быть в галерее с сидячими местами. Откуда ни посмотри - красота и особое очарование от того, что крыши нет и над тобой небо. Нам рассказали, что во времена Шекспира лучшими местами считались не те, что напротив сцены, откуда хорошо видно, а те, что сбоку, но ближе к сцене, откуда - хорошо слышно. И что потому мы и называем зрителей, публику словом audience (англ., - аудитория, зрители), что оно происходит от слова audio (англ., - звуковой, аудиальный). Я же говорю - голос это главное! Театр действующий, там идут спектакли, но только не зимой, т.к. очень холодно, а весной, летом и осенью. Сезон открывается примерно в апреле. Помимо музея, при театре есть магазин, кафе, а еще у них есть закрытый зал на зимний сезон - там и сейчас идут спектакли. Очень советую сходить в Глобус всем, кто не был!



И снова Ричард))

И вот прекрасное 16 января. В 11 часов в Барбикане должна состояться встреча с Дэвидом Теннантом и Джонатаном Слингером/Jonathan Slinger для разговора о Ричарде II. Билет у меня есть, но на нем не указано место, а значит нужно прийти пораньше, чтобы прорваться в первые ряды. Прихожу, поднимаюсь на лифте на 4 этаж вместе с каким-то английским дядечкой. А там уже очередь собралась! А стоять еще час до начала панели. Ну и разговорились с этим англичанином (снова так полюбившиеся мне английские театральные очереди), оказалось, что он был на Ричарде и на Генрихах и еще на немыслимом просто количестве спектаклей. В том числе и на Dazzle, на который я не попала! Поделился впечатлениями, мы обсудили Ричарда, повосхищались Дэвидом, а потом он посоветовал сходить на мюзикл Funny Girl, так что если будете в Лондоне - сходите, я не была))

А потом подошла та самая девушка, с которой мы в Кардиффе познакомились - Аня, и вскоре мы пошли в зал. Уселись на третий ряд (так близко!) и целый час слушали Дэвида и Джонатана рассуждающих о роли Ричарда. Очень понравилось как они говорили, их отношение к персонажу и как они его видят во многом совпало с тем, каким я увидела Ричарда в постановке. Хотя та версия спектакля, в которой Джонатан играл Ричарда сильно отличается от нынешней, где Ричард - Дэвид. Сейчас сложно воспроизвести в подробностях, но помнится Дэвид рассуждал о том как Ричард стал таким, какой он есть, о том, что он родился королем и все вокруг делали то, чего он желал и не оспаривали его решений и если он хотел к примеру выкрасить ногти в золотой цвет (как в данной версии спектакля), то делал это и таким образом создавал образ себя так, как он его видел. И что он считал себя земным воплощением Бога (God's representative on Earth) и когда наступает момент осознания, что это не так - он (Ричард) говорит, что у него даже нет имени, потому что если он не король, не воплощение бога на земле - то кто же он?

Я конечно очень коряво все это передаю, да и слушала я это неделю назад, надеюсь аудиозапись этой встречи существует и будет доступна для прослушивания, было и правда очень интересно. И, к слову, у Джонатана потрясающий голос и интонации. В конце встречи у зрителей была возможность задать вопросы, которые, мне показалось, многие готовили заранее (я бы такое точно на ходу не придумала). На том и разошлись. Конечно мы снова отправились к уже такой родной stage door в надежде увидеть Дэвида. Но на этот раз он не вышел, а вот Джонатан появился. Мы все его поблагодарили, а он удивился -"Меня же не было в спектакле". Мы ему - "Так за сегодняшний разговор!" ))) Раздал нам автографы и убежал на какую-то встречу. И еще какое-то время мы там стояли на улице около stage door просто общаясь, и тут замечаю идущую в Барбикан Ли Куинн/Leigh Quinn (она играет королеву в Ричарде II ) и она нас тоже заметила и улыбнулась, а мы ей в ответ - это было так приятно! И вот эта улыбка так запомнилась - как добрый знак и память об этом театральном путешествии! Спасибо всем, кто принимал в нем участие, спасибо этому чудесному городу и его жителям, за то что он есть и в нем есть все и для каждого! Хочется приезжать туда снова и снова!



Ах, да! В холле Барбикана на стену проецируются твиты посетивших спектакль (на фото сверху) - так сказать отзывы онлайн, так что и мы, зрители, попадаем в историю театра!

@темы: Впечатления, RSC, "Ричард II", Шекспир, Дэвид Тэннант

---

Кликабельно

@темы: Дэвид Боуи

---

Сегодня наступает Восточный Новый год!
Животное - Обезьяна
Цвет - Красный
Стихия - Огонь

Так, держим голову под контролем, никаких "грубых" мыслей, строим планы "чего хочется очень-очень-очень!!!" А то неровен час такое на выходе можем получить, что...



P.S. Пугали холодом синоптики, а сегодня и солнышко прорвалось и "плюс" был на дворе.

---

Marvel's Captain America: Civil War - Big Game Spot

@темы: Тони Старк, Роберт, "Гражданская война"

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Дорогой Дневник, сегодня тебе пошел пятый год.
Время-то как летит!




P.S. Прежде было написано "пять лет". Я, оказывается, живу уже в 2017-м... А вот дома И-нет уже пять лет, да и в Дайри захожу пять лет, а вот свой дневник завела четыре года назад.

@темы: События

---

Шекспир. "...Корона". "Доктор". "Сэйлор-Мун"

В Tumblr натолкнулась на это:


kaigai-drama-board.com/posts/630

...пошла по ссылке и...
"Доктор"!!! И в какой симпатичной форме! Вспомнились советские мультфильмы начала-середины 60-х, нарисованные в такой же эстетике.


kaigai-drama-board.com/posts/516






kaigai-drama-board.com/posts/506


kaigai-drama-board.com/posts/526


kaigai-drama-board.com/posts/412


kaigai-drama-board.com/posts/350


kaigai-drama-board.com/posts/282


Без понятия, что это за ресурс, но рисунки очень понравились! kaigai-drama-board.com/posts/tag/50
В общем:

@темы: Доктор Кто, Шекспир, Дэвид Тэннант

---

Richard II. Post Talk 12.01.2016 г.

Отсюда: vk.com/jsraskova

Юлия Раскова
Дэвид Теннант c кастом спектакля #RichardII в лондонском Барбикане. Post Talk 12.01.2016 г. сразу после спектакля. Да, кое-кто очень уставший тут)

Фото на оф. сайте: tennantnews.blogspot.ru/2016/02/photos-david-te...

Кликабельно

(Большой размер)




















Расшифровка аудиозаписи (со ссылкой на аудиозапись): www.dtbooks.net/2016/01/post-show-talk-12012016...

Post Show Talk 12.01.2016 - расшифровка на русском

И потрясающий эксклюзив, героически расшифрованный в боевых условиях Наташей Зайцевой по горячим следам (набирать одним пальцем на телефоне во время всех наших путешествий - это ПОДВИГ). Пост-шоу ток 12 января - драгоценных полчаса после первого показа "Ричарда II" в рамках цикла King&Country. Аудио тут: vk.com/audios-82374227?album_id=69333656. Спасибо "психушке" vk.com/wall-64483458_60543 и Наташе - теперь можно слушать и читать!

12 января в театре Барбикан в Лондоне прошёл Post Talk с актерами спектакля Richard II.
Для тех, кто любит Шекспира, «Ричарда II» и Дэвида Теннанта так же, как любим их мы – расшифровка и перевод беседы.

На встрече присутствовали:

ДТ – Дэвид Теннант (Ричард II)
ОФД – Оливер Форд Дэвис (Йорк)
ОХ - Оуэн Хорсли (помощник режиссера)
ДжЛ – Джейн Лапотейр (герцогиня Глостерская)
ДжГ – Джулиан Гловер (Джон Гонт)
СТ – Саймон Торп (Солсбери)
ЛК – Ли Куинн (Королева)

[на сцену вышли сначала Дэвид, Оуэн, Саймон, Ли и Оливер, их встретили аплодисментами; позже вышли Джейн и Джулиан и их тоже приветствовали аплодисментами, при этом Дэвид хлопал себя ладонью по бедру]

У меня вопрос о сцене отречения Ричарда. Я заметила, что каждый раз вы играете эту сцену немного по-разному. Вы запрыгиваете на трон, или рвете бумагу [со списком преступлений], чуть ли не едите ее [смех в зале], и все такое. И я хотела бы узнать, вы намеренно это делаете, чтобы вывести всех остальных из равновесия, или они заранее знают, что именно вы сделаете на этот раз?

ДТ: Вы, значит, явно приходили не один раз [смех в зале]. Да, это такая сцена... По-моему, эта сцена о том, как Ричард... Я бы сказал, что он их f*cking up... Мне можно тут говорить f*cking up? [смех в зале] Ну, понимаете, это его последний удар, последний раз, когда у него еще остается немного власти. Это последний момент величия. [смех, аплодисменты] Поэтому в этой сцене и получается некоторая... - "импровизация" будет, пожалуй, слишком громко сказано - но она определенно способствует некоторой вольности и каким-то попыткам обмануть, может быть, ожидания других персонажей.

Несколько раз благородные джентльмены клянутся честью, что они говорят правду, а их соперники лгут. Мы должны понимать, кто из них врет? [смех в зале]

ОФД: Я думаю, исторически - хотя Шекспир мог этого и не знать, случилось вот что. Моубри сказали Болинброку: "Прошел слух, что король хочет от нас избавиться". И Болинброк поразмыслил над этим и решил: "Пожалуй, я сообщу об этом королю, доложу, что Моубри высказывал предательские мысли". Вот так, нам кажется, обстояло дело в истории. А король решил: "Это хороший шанс избавиться от них обоих". [смех в зале]

ОХ: А кому вы поверили? [смех]

Я подумал, что Ричард подозрительно настроен против Моубри, так что, наверное, Моубри больше достоин доверия.

ДТ: Я так думаю, Ричарду было бы куда как много что терять, если бы выяснилось, что Моубри говорит правду [в зале раздаются возгласы "да"]. Но да, это интересно.

ОХ: <...> И все это связано со смертью герцога Глостера. Что вы скажете о своём муже, Джейн?

ДжЛ: Похороны у него были отличные. [смех в зале, аплодисменты] "Только стукните мне по этому гробу еще хоть раз!" [смех] Как мы уже говорили, пьеса начинается - и все уже на сцене. Весь конфликт витает в воздухе. И в самом начале пьесы мы слышим, как Болинброк говорит, что во всех изменах последних 18 лет виноват Моубри. И туда же он включает и смерть герцога Глостера. Моубри не говорит ничего такого, что обличало бы его. Он говорит только, что "пренебрег своим долгом перед герцогом Глостером". Это очень болезненный вопрос. И Шекспир не дает нам подсказки.

ДжГ: Я считаю, что одно из самых интересных мест - в завязке пьесы. Я очень давно интересуюсь этим произведением. Я играл в еще одной постановке несколько лет назад. И они всегда начинаются с драки. А в этом спектакле акцентируется тот факт, что Глостер только что был убит. Это очень часто не замечают. И поэтому, например, в предыдущей постановке, где я играл, герцогиню Глостерскую вырезали. Потому что им казалось, что это несущественно. Несущественно?! Это абсолютно необходимо для начала пьесы, эта сцена с герцогиней.

И то, что сделал Грег - мы можем сказать об этом в его отсутствие - по-моему, абсолютно гениально: этот гроб в центре в начале и дуэль, происходящая во время похорон. Он начинает разговор об этом, король: "Какого черта здесь происходит?" Как у нас это сделано. А бывает и иначе.

ДжЛ: Я хочу сказать, что Грег - очень честный режиссёр. Вместо того, чтобы что-то добавлять в постановку, он очень силен в том, что он раскрывает текст. И причина, по которой сцены с Гонтом и герцогиней Глостерской важна, состоит в том, что здесь начинается обличение Ричарда.

Как бы исходя из предыдущего вопроса: это пьеса, в которой есть два очень хороших персонажа, которые появляются только в начале, потом исчезают - герцогиня Глостерская и Джон Гонт. И я хотела спросить, каково это, играть очень интересного персонажа совсем недолго и потом исчезнуть? Вас это угнетает или вам это нравится?

ДжГ: Еще и Моубри такой. Он уезжает во Францию и совершает там чудесные подвиги. Жаль, что Шекспир об этом пьесу не написал [смех в зале]. Может, он посвятил себя благотворительной работе.

ДжЛ: Ну, как, очень приятно бывает вернуться в свою гримерку и переодеть туфли [смех в зале]. Я подозреваю, что во времена Шекспира один и тот же мальчик играл и герцогиню Глостерскую и затем герцогиню Йоркскую. Это замечательная сцена, и роль написана как ведущая женская роль. Это превосходный материал, с которым можно поработать. Я не представляю, как можно сыграть пьесу без этой сцены.

ДжГ: У Джона Гонта второй по известности шекспировский монолог. Это огромная ответственность. Когда я в прошлый раз играл эту роль, мы были в современных костюмах, и там была такая идея, что Гонт очень болен и передвигается на инвалидной коляске, а свою речь он произносит в эфире на телевидении. Я боялся до ужаса каждый вечер, потому что во время спектакля запись периодически появлялась на экране, чтобы напомнить королю и остальным, что Гонт говорил об Англии. Так что я не имел права на ошибку. Играть Гонта прекрасно. Было бы даже еще прекраснее, если бы мне удалось также поучаствовать в остальной части постановки. Оказаться частью всего этого и замечательного дела было бы просто фантастически. У всех актеров здесь, кроме Дэвида, маленькие роли в "Ричарде II" [смех]. Играть Джона Гонта невероятно ответственно. Но я очень много знаю об историческом Джоне Гонте и я уважаю то, что Шекспир написал о нем. И то, как он ведет себя, то как он представлен - абсолютно типично для 23-летнего Джона Гонта. Мне очень это нравится. Я очень много читал. [смех в зале]

ОФД: Я могу сказать, что много лет назад в старом театре Birmingham Rep. я играл Джона Гонта, потом я играл Солсбери [реплика Саймона - даа?? и смех], а потом еще и конюха. Голос у моего Гонта был такой [говорит басом], у Солсбери - такой [баритон], а у моего конюха - такой [фальцет] [все ржут] Как вспомню, так краснею.

ДжЛ: А у герцогиню глостерскую звали Еленой и у нее, вероятно, были норманнские корни. Ее могила находится в Вестминстерском аббатстве. А Болинброк женился на ее сестре, Мэри, и у них был замок в Эссексе.

Как изменилась постановка при переносе ее со сцены в Стратфорде, которая имеет три стороны, на эту сцену, где вы все находитесь перед зрителем?

СТ: Это очень разные пространства. И, наверное, в большом актерском составе, у каждого свои предпочтения, за всех сказать нельзя. Самое важное, что сцена в Стратфорде выдается вперед и тебя видно сразу с трех сторон, и ряды поднимаются очень высоко. То есть некоторые зрители смотрят на твои каблуки, и в то же время тебе нужно, чтобы тебя было слышно за 40 - 30 метров. Здесь, на традиционной сцене пространство более простое. Я люблю обе эти площадки, они одинаково интересны по разным причинам. Здесь акустика фантастическая, но за кулисами нет туалетов, и это проблема. [смех в зале] То есть люди очень постарались сделать здесь удобные кресла...

ДжЛ: Для вас! [смех в зале]

СТ: Для вас. У нас много пространства за кулисами. Мы сейчас большая труппа. Это же только часть тетралогии, поэтому у нас за кулисами много декораций. И когда проходишь за задником, можно почувствовать себя очень крошечным в сравнении с гигантским и волнующим целым. Мне правда очень нравится сцена в Барбикане. Мы теряем диагональные дорожки по бокам, которые есть и в Swan Theatre, и в RSC, и там мы можем ставить очень красивые выходы и уходы. А здесь мы это теряем немного. Но... Это мое мнение.

ДжЛ: Ты когда-нибудь думал поработать дипломатом? [смех]

ДТ: Мне кажется, разные пьесы лучше работают в разных залах. Я думаю... Мне так кажется, что эта пьеса, возможно, лучше идет здесь. Широкое пространство, его размах - я думаю, это подходит хроникам, подходит их масштабу, значительности и важности. Тогда как мне "Гамлета" мне всегда нравилось играть в Стратфорде. Потому что там зрители были вокруг тебя и можно было говорить со зрителем, использовать зрителя. Я думаю, разные пьесы в разных постановках по-разному соответствуют той или иной площадке.

ДжЛ: В этом зале играть труднее, чем в Стратфорде, правда? Со сценой-помостом мы оказываемся среди вас. Вы лучше нас видите, когда мы играем на выдающейся вперед сцене. А эта сцена находится на 7 этажах под землей. Потому что большинство архитекторов театров полагают, что артисты - шахтеры. [смех в зале] Бывает, что приходишь сюда очень темным утром на дневной спектакль, когда погода плохая, и вообще не видишь солнца, потому что уходишь в 11 вечера. Здесь чудесный зрительный зал, а сцену эту я не люблю, буду честной. По-моему, она слишком вытянутая. Она очень похожа на американские сцены. Она очень узкая и очень вытянутая. Это для меня не проблема, когда я сижу в зале. [смех в зале]

ДжГ: Мне нравится, когда актеров видно все время. Актеров, а не их спины - если только они не хотят, чтоб ты смотрел на их спины - а в RSC, боюсь, их не всегда видно. Если вы сидите по бокам, вы видите спины актеров.

ДжЛ: Можно вообще-то и спиной играть. [смех]

ДжГ: Я не такой хороший актер как ты!

ОХ: Это можно назвать спинактикой [backtic - от back - 'спина'].

В сравнении с версией 2013 года, мне кажется, эта постановка стала немного более комической, и я хотела бы спросить, это только кажется или это было так задумано.

ДТ [обращаясь к ЛК]: Это ты людей веселишь. [все смеются] Не знаю... [к СТ] Как ты думаешь?

СТ: Я думаю, да. Я заметил несколько новых моментов, когда зал смеялся, в некоторых сценах, я не могу назвать их все.

ОХ: Я думаю, это может быть из-за Генриха IV и V, где много юмора, разумеется, в образе такого персонажа как Фальстаф. Так что, возможно, когда мы возвращаемся от Генриха IV к Ричарду, мы несем с собой опыт всех этих шуток, персонажей, которые появляются после "Ричарда II".

ЛК: Мне кажется, в самом тексте находится больше смешных моментов, больше шуток...

Я только что посмотрела DVD версию, и там не было этого прикола, когда Перси принимает за Болинброка другого человека. Просто интересно, почему?

ЛК: Это была идея Мэтта, да? [Мэттью Нидхэм - Гарри Перси]

ОФД: Да. Я хочу сказать, что Шекспир неудержимо любил комедию. В поздние трагедии он вполне сознательно вставляет комические сцены. К примеру, в Гамлете - две комические сцены ближе к концу. И я часто думаю, что сцена с Йорками, в которой я занят, - это такая попытка вставить комедию перед трагическим финалом. То, чего сегодняшние писатели не делают, они слишком этого боятся. И редакторы сценариев вычеркивают такое незамедлительно. Они говорят: "Ой, так делать нельзя!" Но Шекспир, который любил экспериментировать до крайности, считал, что можно. Да и в "Короле Лире" много комедии, если приглядеться.

ДжЛ: И еще, мне кажется, если вы приходите смотреть пьесу, после того как видели ее два года назад, вы лучше знаете текст. Так что ваше восприятие избавлено от этого первоначального "Что тут происходит?!"

Продолжая то, что сказал Оливер: В "Антонии и Клеопатре" есть чудесная сцена, как раз перед тем, как героиня кончает жизнь самоубийством - шут приносит ей корзину с инжиром. И это очень, очень смешная сцена. В этом гениальность Шекспира - в том, что он дает зрителям возможность расслабиться и посмеяться, перед тем как наносит последний удар.

ОХ, зрительнице: А вам-то самой нравится то, что больше смеха?

Зрительница: Не знаю, не native speaker сложно, иногда все смеются, а ты думаешь - над чем? [смех в зале]

ДТ: Я думаю, Ли тоже правильно заметила: чем дольше ты живешь с текстом, тем свободнее, наверное, ты себя с ним ведешь, тем больше ты чувствуешь, что им можно поиграть, ты на самом деле доходишь до этапа "Гм, я могу попробовать произнести эту реплику вот так". Так что, может быть, у тех из нас, кто играет спектакль повторно, возникают эти мысли: "Ой, а вот если попробовать такой угол, с него я еще не пытался заходить. Не рискнуть ли мне, например, сыграть эту реплику, повернув ее вот этак..." Может быть, еще и в этом дело, отчасти.

Какова предыстория отношений Омерля и Ричарда?

ДжГ: Можно мне уже домой? [смех в зале]

Тут ДТ уже начинает говорить, но его перебивает ДжЛ: Сколько у вас времени? [смех в зале]

ДТ: Роль Омерля, когда мы начали репетировать, оказалась гораздо более важной, чем она представляется, когда впервые читаешь пьесу. Его путь очень важен для повествования произведения. И, конечно, мы подчеркиваем это, делая его в конце убийцей. Чего нет в тексте как таковом... Хотя можно привести очень убедительные доказательства, что когда-то это там было, что таково, возможно, было намерение автора. И когда мы это сделали, я свято уверился, что так пьеса и должна работать. Иначе сцена с Йорками выглядит неуместной, "Король и нищенка"... Даже то, как расположены реплики текста, предполагает, что в строчке должно стоять имя, на месте которого - пропуск, как будто имя было вычеркнуто после.

Я не могу, если честно, вспомнить точно, сделали ли мы Омерля убийцей до того, как придумали сцену в замке Флинт в том решении, в котором мы ее сейчас играем. Не помню, что было раньше. Но то, как Омерль как бы вырастал во время репетиционного процесса, было действительно очень органично. Тот вариант сцены в замке, где мы в итоге целуемся, просто как бы возник сам собой на репетиции. Это никогда не планировалось, просто возникло и нам просто показалось, что так должно быть. И путь, который Омерль проходит на протяжении пьесы, казался соответствующим. И предыстория такова, какой вы ее видите. Это история человека, который становится очень близким союзником и наперсником короля, но в итоге его же и предает. И хотя в тексте это не явлено эксплицитно, по-моему, это там есть.

ДжЛ: Помните день, когда Джеймс Шапиро, американский писатель и академик, пришел на репетицию? Я помню, как Грег разговаривал с ним о том, не слишком ли смело будет пойти дальше и сделать Омерля убийцей. И Джеймс Шапиро сказал, что это оправданное решение.

ДТ: Да. Мы не первые, кто это сделал. Мы не можем претендовать на новаторство. Но я думаю, это подтверждает тот факт, что идеи, витающие в воздухе, часто верны.

ОФД: Кроме того, еще один аспект пьесы заключается в том, что она об отцах и детях. В ней три группы отцов и сыновей. Гонт и его сын, Йорк и его сын, Нортумберленд и Гарри Перси. Это аспект пьесы, который явно интересовал Шекспира, в особенности потому, конечно же, что у Ричарда сына нет. В этом смысле пьеса рифмуется с "Макбетом", который тоже об отцах и детях и где у Макбета тоже нет сына.

ДжЛ: Эту пьесу он ведь написал перед "Гамлетом"?

ОФД: О, да.

ДжЛ: Я так и подумала. Часто, когда я ее смотрю - а у меня очень много времени, чтобы ее смотреть [смех в зале] - я вижу в ней какие-то качества "Гамлета". В "Ричарде". Конечно, не в изображенном Ричарде. Но эта ранимость и... Я пытаюсь сказать, что большинство главных героев Шекспира совершают путь самопознания. Ричард начинает как великий король и очень маленький человек. А в конце он вовсе перестает быть королем, но становится человеком. Это очень похоже на Лира. У Лира отняли всю его власть и славу, и тогда, впервые за пьесу он на самом деле подумал о другом человеке: когда он встретил бедного Тома. И мне кажется, это сюжет, который встречается довольно часто в великих шекспировских пьесах. Так и Клеопатра: сначала - великая царица и очень незначительная женщина. А потом, после ее истории с Антонием, она кончает с собой. Так что, по-моему, очень характерный сюжет, который можно найти в главных шекспировских пьесах, изображает то, как герои познают себя. Что ты думаешь об этом, Дэвид?

ДТ: Я думаю, это абсолютно верно, это путь самопознания - тот путь, который проходит Ричард. Это еще и путь постижения божественного промысла, который оказывается не таким, каким он его себе представлял. Это, должно быть, ужасающее открытие для человека, который верил, что Господь отвел ему его роль, и верил, что на небесах есть армия ангелов, которые будут сражаться на его стороне. А они так и не появляются. Так что, мне кажется, здесь суровая реальность обрушивается на Ричарда.

@темы: RSC, "Ричард II", Шекспир, Дэвид Тэннант

---

David Tennant: photo of the day | As You Like It, 1996

Отсюда: www.dtbooks.net/2016/02/david-tennant-photo-of-...


#DTфотодня RSC выложила фото спектакля "Как вам это понравится" в шикарном качестве - и дала нам повод снова попытаться реанимировать рубрику )) Дэвид Теннант в роли Оселка Отрывок из эссе Дэвида про работу над ролью - под катом.

Source: www.rsc.org.uk/shakespeare-in-2016


Кликабельно

Photo by Reg Wilson © RSC


Дэвид Теннант: "Слишком скоро пришел первый день репетиций и... читка. Это всегда пугающее испытание, когда ты произносишь свои реплики вслух перед людьми впервые, но читка в Королевской шекспировской труппе особенно страшна. Не только потому что ты находишься "в центре мирового классического театра" (как каждая брошюра тебе говорит) со всей этой историей и влиянием сотен величайших, знаковых постановок, рассеянном в воздухе, но и еще потому что это одна из немногих трупп в стране, которая способна нанять столько актеров, сколько необходимо для полноценной шекспировской постановки, так что комната переполнена людьми! Я занял свое место среди огромного количества стульев, расставленных по кругу, с потными ладонями и бьющимся сердцем. Все остальные в комнате, казалось, штурмовали свои роли с умом и талантом.

Ниам Кьюсак, играющая Розалинду, была элегантна и спокойна и строчки, кажется, сами слетали у нее с языка; Рэйчел Джойс (Селия) произносила слова, как будто свои собственные, а не написанные 400 лет назад; Лайм Каннингэм придал Орландо энергию и достоверность (и я мгновенно понял, почему эта роль не должна была быть моей). Когда приблизилась моя первая реплика, я глубоко вдохнул и стал надеяться на лучшее. Чувствуя себя очень маленьким и бесполезным, я пробормотал речь Оселка так быстро, как смог, ожидая, что меня вышибут в любой момент и конечно... ни один не нашел ничего из этого хотя бы капельку забавным" (Players of Shakespeare, № 4)

Целиком читать тут: www.dtbooks.net/2015/03/blog-post_25.html

@темы: RSC, Шекспир, Дэвид Тэннант

---

Первое фото со съемочной площадки фильма "Mad To Be Normal"

Отсюда: vk.com/dt_asylum?w=wall-64483458_61441

DAVID TENNANT ASYLUM
Сегодня в 15:31
#DTNEW_photo




Dagr Holyoake ‏@DagsDrkDestroyr
On set with @David_Tennant 1/2/16, on his new drama. A really nice guy to give his precious time to a fan.

Источник: twitter.com/DagsDrkDestroyr



А вечером подоспела еще одно фото со съемок в Йорке:



Отсюда: vk.com/dt_asylum?w=wall-64483458_61483
Источник: www.yorkpress.co.uk/news/14248055.David_Tennant...


И это уже сегодня, 03.02.2016, добавочка со съемок прилетела:


vk.com/dt_asylum?w=wall-64483458_61519
Источник: www.dailymail.co.uk/tvshowbiz/article-3429923/D...

@темы: Съемки, Дэвид Тэннант

---

In-depth with David Blair, director of “Takin’ Over The Asylum”

Отсюда: vk.com/dt_asylum?w=wall-64483458_61437



DAVID TENNANT ASYLUM
Сегодня в 14:42
#DTNEW_interview

Не так давно Patti Browning посчастливилось пообщаться с режиссером Дэвидом Блэром, чей сериал «Добро пожаловать в психушку», по мнению многих, открыл зрителям Дэвида Теннанта.
Мы публикуем здесь текст ее статьи в переводе Екатерины Кониковой.


Кликабельно

Director David Blair and David Tennant (as Campbell Bain) from Takin’ Over the Asylum


В 1994-м году сценарист Донна Френсисчайлд и Блэр объединили свои усилия в работе над тем, что впоследствии стало сериалом «Добро пожаловать в психушку». Вдвоем, с поддержкой команды БиБиСи, они приложили титанические усилия для того, чтобы достоверно изобразить в шестисерийном фильме ментальные расстройства, не оставив в нем места снисходительному отношению к своим психически больным персонажам.
Для британского телевидения того времени сочувственное отношение к людям с психическими расстройствами было редкостью. Сериал получил множество положительных откликов от людей, сталкивавшихся с системой ухода за такими людьми, а также от тех, кто на себе испытал отношение общества. Сериал быстро стал культовым и был отмечен критиками, выиграв такие награды как Бафта и RTS в 1995-м году.
Нельзя преувеличить влияние, которое оказал Блэр на карьеру Дэвида Теннанта. В комментариях к эпизоду, включенных в качестве дополнительного материала к DVD-изданию, вышедшему в 2009-м году, сам Дэвид отмечал, как его роль Кэмпбелла Бэйна помогла ему «засветиться» и начать карьеру.
«Без сомнения, все роли, полученные мной с тех пор, обязаны своим существованием этой», отметил Дэвид в комментариях. «Я играл в Национальном Театре – мы (Дэвид и Кэти Мёрфи, игравшая Франсин) участвовали в трилогии “Slab Boys”, постановке театра Young Vic в Лондоне (во второй половине 1994 г.), которая была моей первой работой в Лондоне… и кастинг-отдел Национального Театра пришел на этот спектакль и было сказано следующее, «О, нам он понравился, но мы не думаем, что он был так уж хорош, поэтому мы не будем больше тратить на это время», на что мой агент ответил «Нет, все равно посмотрите его!». И это всё благодаря этой роли… в противном случае я бы лишился этой работы!». После из кастинг-отдела позвонили агенту Дэвида и спросили, не тот ли это парень, что был в «Добро пожаловать в психушку». Узнав, что это был он, они решили, что всё-таки заинтересованы. «Это именно то, благодаря чему я получил роль», продолжает Дэвид, «а значит всё последующее в какой-то степени обязано ей».
В этом эксклюзивном интервью с мистером Блэром мы не только узнаем, каким образом он предложил Теннанта на роль Кэмпбелла Бэйна (поступок, значение которого Блэр недооценивает), но также о том, что он сыграл важнейшую роль в самом появлении «Добро пожаловать в психушку». Мы с мистером Блэром поговорили обо всём, начиная с его воспоминаний о создании проекта, заканчивая тем, где, по его мнению, Рэди-Эдди Маккена и Кэмпбелл Бэйн могут быть сейчас, а также о его мнении по поводу подающего надежды молодого актера, которому он ненароком устроил большой прорыв - и о том, хотел бы он поработать с ним снова.



ПБ: Вы работали с Дэвидом Теннантом над 4-мя отдельными телепроектами в период с 1992-го по 1996-ой: «Strathblair» (1992), «The Brown Man» (1993), «Taking Over The Asylum» (1994) и «A Mug’s Game» (1996). Как началось ваше сотрудничество с Дэвидом, и что именно вы увидели в молодом актере, что в дальнейшем определило ваш выбор его на роль Кэмпбелла Бэйна?

ДБ: До того, как стать режиссёром, я был продюсером на БиБиСи. Дэвид был студентом Королевской Шотландской Академии Музыки и Драмы в Глазго. Он попросил встретиться, для того чтобы обсудить процедуру прохождения прослушиваний на ТВ, так как в колледже больший упор делался на театр, нежели на работу с камерой. Даже более того, на последнее смотрели неодобрительно! Ему тогда было что-то около 18-ти.
С самого начала я знал, что в нём было «что-то», поэтому я дал ему несколько второстепенных ролей сразу же, как начал свою режиссёрскую карьеру. Скажу честно, я работаю только с теми актерами, с кем хочу, и в которых верю – по сей день. Возможно, моя карьера страдает от этого упрямства, но мне всё равно. Необходимость работы с отличными актерами для меня первостепенна, и Дэвид является прекрасным примером тому, почему это стоит того.

Я взялся за работу над «Добро пожаловать в психушку» для БиБиСи, и на всём пути его создания мы работали вместе со сценаристом. Как только я прочитал сценарий я понял, что Дэвид будет идеальным Кэмпбеллом. Однако я не фашист в такого рода решениях, так что сказал сценаристу и директору по кастингу, что для этой роли у меня есть парень «на примете». Я не приукрашивал, я знал, что он сам пробьет себе дорогу. Возможно и был некоторый скептицизм, однако своим прослушиванием Дэвид не оставил от него камня на камне.

ПБ: Многие видели и хорошо знакомы с «Добро пожаловать в психушку». Не могли бы вы больше рассказать о «Strathblair», «The Brown Man» и «A Mug’s Game»? Не могли бы вы объяснить, что это были за проекты и что такого было в Дэвиде в те годы, что вы захотели дать ему роль во всех них?

ДБ: По правде говоря, «Strathblair» и «The Brown Man» были лишь винтиками в механизме моей карьеры режиссёра. Они не обладали большой художественной ценностью, но были строчками в резюме, которые помогли мне начать карьеру. Что мне было нужно, так это то, с чем меня могли ассоциировать, такой работой и стал «Добро пожаловать в психушку». Во многих отношениях я считаю именно этот проект началом моей карьеры. В те дни в твоем резюме должна была быть работа высокого класса, иначе твой путь лежал в «мыльные оперы» и «многосерийные драмы». До «Психушки» я подбирал ошметки, после же у меня интересовались, над чем я хотел бы работать.
Таким образом «A Mug’s Game» стала моим вторым совместным проектом с Донной Френсисчайлд, сценаристом «Психушки». Кен Стотт, Кэти Мёрфи и ещё несколько актёров уже были в проекте и – на самом деле? Мы просто хотели, чтобы Дэвид «тоже был здесь». Это была небольшая роль, но он любезно согласился поучаствовать. Играл он студента-музыканта (в Шотландской Академии, между прочим), насколько я помню, но, опять же, с огромным знанием дела и профессионализмом. В одной сцене его должно было вырвать на железную дорогу на станции Партик в Глазго… ах, незабываемое воспоминание.

ПБ: Делал ли Дэвид на площадке любого из проектов, над которыми вы вместе работали, что-то, что вас удивило или что было совершенно неожиданно? Что это было?

ДБ: Думаю, более всего остального важно помнить, что в то время он был очень молод. Этому мальчику был 21 год, а он владел пространством, демонстрируя удивительную способность создавать смех и слёзы, иногда одновременно! Он обладал природной харизмой и умом, и благодаря этому в сочетании с его замечательной спонтанной способностью радоваться жизни, находиться рядом с ним было сплошным удовольствием, как на съемочной площадке, так и вне ее.

ПБ: По-вашему, каковы уникальные/ценные черты Дэвида как актёра? Что, по-вашему, отличает его от актеров его поколения, учитывая, что он дорос до своей сегодняшней карьеры?

ДБ: По сей день, когда я смотрю на него, я вижу того же самого парня, которого встретил столько лет назад. Пышущего энтузиазмом, с огромным желанием оказаться на высоте – что он и продолжает делать. Очевидно, он сохранил свои аппетиты и перепробовал огромный диапазон ролей – никогда не держась «зоны комфорта». Меня также поражает то, что он никогда не пытался быть тем, кем он не является, и эта честность, целостность, усердие – некоторые могут сказать, «Шотландскость» (!) – определяют человека, которого мы видим сейчас.

ПБ: Дэвид сказал, что считает роль в «Добро пожаловать в психушку» одной из тех, которые определили его карьеру. После стольких лет, что вы думаете об этом комментарии?

ДБ: Мне всегда льстило то, как относится Дэвид ко мне и к этому проекту. На самом деле, я никогда не думал, что сделал нечто экстраординарное. Я выбрал лучшего человека для этой работы, которую он, Бог свидетель, в высшей степени выделил, как только сыграл эту роль! Он дал мне столько же, сколько дал ему я. Разумеется, на протяжении и моей карьеры есть такие моменты, на которые я оглядываюсь и думаю «Если бы не то и не это»… но, полагаю, причиной, по которой мы можем так размышлять, является то, что мы никого не подвели. Дэвид не подвёл – и, надеюсь, я тоже.

ПБ: Как вы думаете, «Добро пожаловать в психушку» смотрится так же хорошо сейчас, как это было в прошлом? По вашему мнению, помог ли этот сериал, как вы надеялись, пролить столь необходимый свет на состояние системы по уходу за людьми с психическими расстройствами?

ДБ: Забавно, недавно мне звонил человек и сказал, что посмотрел все 6 серий подряд и не мог поверить, насколько хорошо сериал выдержал проверку временем. Думаю, я соглашусь с этим. Сейчас никто и близко не подходит к этой теме, поэтому сериал сохраняет свою оригинальность и по сей день.
До того, как сценариям был дан «зеленый свет», они все были одобрены Ассоциацией Психического Здоровья. У сценариста были проблемы с психическим здоровьем, и она хотела, чтобы сериал был как можно более правдоподобным и ни в коей мере не выглядел смехотворно. На самом деле, я помню, что многие из тех, кого взяли на второстепенные роли, обладали психическими расстройствами – один из них находился на стационарном лечении 37 лет!

ПБ: Хотелось бы узнать о вашем решении взять на второстепенные роли в «Добро пожаловать в психушку» людей с диагностированными психическими расстройствами более подробно. Как была предложена эта идея и как в последствии воплощена? Обсуждали вы с Донной этот ход, как часть вашего намерения сделать сериал как можно более чутким к рассматриваемой теме и правдоподобным?

ДБ: Была идея не просто добавить правдоподобности, но и позволить этим людям сделать достойный вклад в эту работу – и, если хотите, помочь им чувствовать себя лучше из-за этого. Я хотел избавиться от этого представления, дескать, все психически нездоровые люди – кричащие Баньши. И сама история говорит об этом, ибо кто сказал, что мы больны? Я также думал, что быть в окружении «реального» нежели «притворного» поможет психически нормальным актёрам (если такие вообще существуют!!!) обогатить свою игру.
Когда мы снимали «Donovan Quick» с Кэти Мёрфи и Колином Фёртом, я снова пригласил на роль эм… психически нездорового персонажа психически нездорового мальчика. Я посоветовался со всеми остальными актерами и рассказал и своём намерении. Это была не второстепенная роль, а одна из главных, и я знал, что это будет непростое дело. Все оказали поддержку и говорили, что это создало более подходящую для их задачи атмосферу. Это была трудная работа, но она окупилась сполна.

ПБ: Давайте поговорим о Гартлохе (госпиталь в Глазго, в котором проходила большая часть съёмок «Добро пожаловать в психушку»): что натолкнуло вас на выбор именно этого госпиталя в качестве места для съёмок?

ДБ: Гартлох, и ещё несколько госпиталей в округе Глазго, в то время были закрыты, благодаря спорной программе правительства «забота в обществе». Проще говоря: «мы больше не хотим тратить деньги на уход за ними, поэтому это будете делать вы». Из всех мест, которые я осматривал, Гартлох, особенно учитывая его огромную башню, обладал наилучшей атмосферой, подходил не только для сюжета, но и отлично смотрелся в кадре.

ПБ: Ходят слухи – от Донны в том числе – что вы попросили её взять одного из второстепенных персонажей её пьесы и сделать о нём сериал. Разумеется, этот персонаж Рэди-Эдди Маккена. Не могли бы вы сказать название этой пьесы? И что, по вашему мнению, было такого в Эдди как в персонаже пьесы, что вы подумали, что о нём можно построить целый сериал, и что Донна должна быть тем человеком, который его напишет?

ДБ: Забавно, как маленькие «моменты веры» определяют нас и то, что мы делаем.
В те дни, когда я работал продюсером, я нанял Донну написать один из четырех монологов, создававшихся под моим началом – я не режиссировал их, но это были отличные вещи, которые читала Кэти Мёрфи. Затем БиБиСи – не я – наняли Донну адаптировать ее пьесу, которая называлась «И Корова Перепрыгнула Через Луну», чтобы включить ее в цикл, который мы делали в то время.
В день записи продюсер, контролировавшая проект, заболела, поэтому меня попросили ее подменить «в галерее» (в те дни старого ТВ ты работал в репетиционной комнате, скажем, три недели, а затем снимал всё на несколько камер за несколько дней». Разумеется, в результате я ознакомился с материалом и, в самом деле, меня заинтересовал второстепенный персонаж Эдди, который работал ди-джеем на радио в госпитале. После этого я спросил Донну, выйдет ли, по её мнению, толк, если создать про этого персонажа сериал.
Я бы хотел долго и многозначительно описывать почему мне пришло это в голову, но, на самом деле, это была просто интуиция, однако, она основывалась на знании того, как Донна писала в то время; я верил, что у неё получится нечто уникальное, что найдет отклик у многих людей. В то время она ещё не писала ничего собственного для ТВ (кроме того монолога) и была полна сомнений. Ей понадобилось время, прежде чем создать первый черновой вариант – она сказала мне, что прорыв случился тогда, когда она поменяла госпиталь на психиатрическую больницу.

Далее мы работали по порядку над каждым эпизодом, не переходя к следующему до тех пор, пока не достигнем того, чего хотим в предыдущем. В эти дни этот вариант далеко не всегда возможен. Нам оказывал огромную поддержку тогда Глава Департамента, Билл Брайден. Поддержка эта наиболее явственно выражалась в том, что мы были предоставлены сами себе. Никаких исполнительных сценаристов, редакторов, никаких помех. То, что вышло в итоге, было плодом работы только нас двоих.

ПБ: Как вы уже упоминали, вас тянет работать с актёрами и сценаристами, вдохновляющими вас. Вы снова работали с Донной и Кэти, а также Дэвидом, в «A Mug’s Game» в 1996-м году, но намного менее известно ваше повторное сотрудничество с Донной и Кэти в «Donovan Quick» в 2000-м году, а также в «The Key» в 2003-м году.
Годами ранее вы заметили «что-то» в Дэвиде, будь у вас возможность, хотели бы вы поработать с ним снова? Если бы вы могли выбрать идеальную роль для него, какой бы она была?

ДБ: Ничто не принесло бы мне большего удовольствия, чем найти проект, над которым мы с Дэвидом вновь смогли бы поработать вместе. Дэвид в актерском отношении своего рода хамелеон, поэтому я не думаю, что существует «идеальная роль» для него. Великолепный сценарий и персонаж, который позволит ему погрузиться в нечто новое для себя – вот простое требование.

ПБ: На протяжении лет множество поклонников «Добро пожаловать в психушку» выражали желание узнать, что случилось с Кэмпбеллом и Эдди с того момента, когда мы с ними попрощались. Если бы перед вами стояла задача продолжить историю, где, по вашему мнению, оказались бы Кэмпбелл и Эдди сегодня?

ДБ: Думаю, Кэмпбелл стал бы очень успешным человеком в музыкальном бизнесе, а Эдди бы скатился в ещё более темное место, наполненное алкоголем и сомнениями в себе. Я часто представлял, что Кэмпбелл случайно наткнётся на Эдди, спящего в картонной коробке, и что он сделает для него то же, что Эдди сделал для Наны в самой первой серии.


Источник: www.david-tennant-news.com/in-depth-david-blair...

@темы: сериалы, Дэвид Тэннант

---

Кликабельно

chappie-art.tumblr.com/post/136499366604/daily-...

@темы: Фан-арт, Дэвид Тэннант

---

@темы: Япония, Цитаты

---

01.02.2016 в 01:31

Пишет  Дочь профессора Баринова:

Музыкального руководителя RSC зовут Брюс О`Нил. Вот он.


И у него в твиттере много вкусного про закулисье - в картинках.

вкусное

Очень знакомые девушки. Уже практически родные.


Ноты с пометками композитора Пола Инглишбай, который написал музыку ко многим спектаклям RSC ("Гамлет", "Ричард II", "Генрих IV", "Генрих V"), а также для таких фильмов, как "Воспитание чувств", "На десять минут старше. Труба". Вот пишут, что сериал "Лютер" - это тоже он.


Один там диск.



Хиир, казен. Сиз зе краун.



Музыкальные руководители тоже изучают историю.


Один там зал, как его видят музыканты.
(вообще очень странно ощущать себя фанатом конкретного театра - вот прямо здания).


Запись валлийской песни из "Генриха IV", Часть 1.


Репетиция
(а я кажется знаю, чья это спина)

@темы: RSC, Ну очень тонкий британский юмор, "Ричард II", Музыка, Шекспир

---

Bowie in the Studio and ZDTV Interview 1999.

Unedited footage from an interview by Liam Mayclem of ZDTV (later TechTV), 1999, followed by 10 minutes of Bowie in the recording studio putting down vocals for "What's Really Happening?" from "Hours...".

После 20-й минуты можно увидеть, как Дэвид работает над записью песни "What's Really Happening?" (...разве не интересно?!! Обнаружила вчера довольно поздно вечером, уже давно надо было закругляться и вместо того, чтобы пойти байиньки, я зависла в творческой кухне... )




Еще один взгляд на запись песни "What's Really Happening?"

@темы: Дэвид Боуи