27 апреля Энтони Шер представит в Стратфорде-на-Эйвоне свою новую книгу "Год жирного рыцаря: дневники Фальстафа" (Year of the Fat Knight: The Falstaff Diaries).
Актер поделится своим опытом исполнения роли одного из самых известных и популярных персонажей Шекспира в постановке Грегори Дорана "Генрих IV", 1 и 2 части. Это произойдет вживую на презентации новой книги Энтони в Королевском шекспировском театре в Стратфорде-на-Эйвоне 27 апреля.
Шер расскажет, как во время работы над ролью, исследований и репетиций, он победил сомнения, что он вообще сумеет сыграть Фальстафа; как он сражался с жирным костюмом, который должен был превратить его в толстяка; и что он узнал о сложности и противоречивости этого комичного, но зачастую опасного героя.
После презентации будет возможность получить автограф на книге. Билеты стоят 5 фунтов (по ссылке вверху).
1. Мы добили перевод первого акта (да, так вот все долго) и начали второй. Параллельно занимаемся комментариями (комментариев, похоже, будет больше, чем текста).
2. Кстати, в связи с тем, что нам интересно аккумулировать в комментариях как можно больше интересной информации, мы собираемся в ближайшие дни посмотреть на нашем канале документальные фильмы про "Гамлета" вообще и про дорановскую постановку в частности (Shakespeare Uncovered, Discovering Hamlet, Behind the scenes, From page to stage, From stage to screen и The play is the thing). Следите за объявлениями. Это будут рабочие просмотры, мы будем останавливаться, обсуждать, что взять в комментарии и так далее. Кстати, если вы знаете еще интересные документальные фильмы (лучше британские) про "Гамлета", делитесь!
3. Очень-очень скоро мы надеемся начать кампанию по сбору денег на книгу - не позже мая. Схема будет такая же, как с "Ричардом II": сначала собираем на то, что, к сожалению, не можем сделать бесплатно - верстку, сканирование и препресс (ориентировочно 15 т.р.) - от 50 до 300 р. с человека. За 300 р. вы получите свой электронный экземпляр в самых первых рядах.
После этого начинаем собирать деньги на печать. Предварительные расчеты показывают, что два тома (да! ДВА) будут стоить 1780 р. - при условии, что у нас будет тираж 300 экземпляров. Как и прошлый раз, работающие над книгой получают свой экземпляр бесплатно. Ну и еще Дэвид Теннант и Грегори Доран, традиционно )))))
В общем, нам надо набрать 300 человек, если мы хотим, чтобы эта книга была напечатана и была доступна. И мы можем это сделать только с вашей помощью - так что пожалуйста, участвуйте в опросе по книге (goo.gl/1UXlR0) и приглашайте своих знакомых поучаствовать и подписываться на наши аккаунты:
4. Так как мы все очень загружены основной работой, единственное время, когда мы можем углубляться в "Гамлета" - выходные. В связи с этим суббота и воскресенье будут для блога выходным днем - так что обновления, и фото дня, и прочее ждите в будни!
А посему решила вспомнить его работу в "Ви-вендетте".
Обожаю его голос, когда он представляется перепуганной насмерть Иви. Скорость, дикция и неприкрытые безумие в сочетании с учтивостью и манерами. Защитивший девушку от распоясавшихся черносотенцев незнакомец, именующий себя "Ви":
читать дальше Кстати, каждое слово, когда он представляется, начинается на одну и ту же букву - V.
Фильм о фильме, с которого у меня началось настоящее знакомство и бесконечное восхищение:
И трейлер. (Вообще-то очень хотелось добавить еще пару-тройку отрывков, но...)
И так, этот день настал! Казалось, мы ждали его так давно! Сегодня нашему дорогому, любимому, неповторимому Роберту исполняется 50! Верите? Я нет! Невероятно, но факт!
Поздравляем его с этим событием! Желаем еще раз столько же и еще пол-столько лет оставаться на вершине, радовать нас новыми хорошими ролями и фильмами! Желаем бесконечного семейного счастья ему и его любимым людям! Желаем Оскара и не одного! Что еще можно пожелать человеку, у которого есть все? Просто счастья! И спасибо ему за все!
Интернет - страшное место, да вы все в курсе. Начинаешь гуглить каких-то музыкантов из стран викингов, и вот через десять минут ты уже залип на картиночки по Сильму, пришибленный напрочь. Это прекрасно. Вот именно в таком скетчевом формате. Хотя мультик тоже можно в студию Финголфин и Моргот. Вы посмотрите, какое у Моргота искреннее злорадство! И молнии.
Маэдрос и Маглор. Акварель, дайте мне аквареееееель! Полцарства за.
Я безмерно благодарна Дэвиду и Грегори Дорану за Гамлета. Они открыли для меня эту пьесу, этого персонажа. Нет, с Гамлетом я была знакома и прежде – восхищенно засматривалась на Смоктуновского в этой роли, видела несколько других экранизаций и театральную постановку, однако произведение это всё равно оставалось для меня красивой, но очень возвышенной пьесой. Дэвид же сыграл Гамлета так, что никакие анализы, трактовки и примечания не понадобились. Он был невероятно органичен и естественен в этой роли, максимально приблизил героя к зрителю. Никогда мне не доводилось слышать, чтобы монолог «Быть или не быть» читали ТАК проникновенно и правдиво, заставляя вслушиваться в каждое мелодичное слово. И никогда ещё не хотелось, чтобы исход пьесы изменили, потому что этого запутавшегося мальчишку (вот ещё одна необычайная черта дорановского «Гамлета» – Дэвид в спектакле никак не тянет на 37 лет) было невероятно жаль, хотелось остановить его, крикнуть: «Не соглашайся!»... А «Гамлет» открыл для меня другого Дэвида – актёра, который поразительно мастерски владеет телом, голосом, мимикой и взглядом. Он сражает своим многообразием игры, но всё это актёрство всегда на своём месте, что поражает ещё больше – правдивостью, которая заставляет дрожать мышцы, сидеть в благоговейном восхищении, надеясь отсрочить неумолимый конец. Для меня кульминация – сцена с матерью, до и после убийства Полония, когда ты сидишь в неописуемо сильном напряжении и просто заворожённо смотришь на экран. Этот спектакль эмоционально опустошает, но я готова пересматривать его раз за разом, не жалея трёх потраченных часов. Потому что потрачены они были и будут на одну из лучших вещей, что мне довелось видеть.
Кликабельно: Вот и настало Первое апреля! Как же в День смеха не вспомнить о том, что и сам Шекспир (автор множества комедий и создатель шута Оселка из "Как вам это понравится" или Йорика, который представлен в пьесе лишь черепом, зато каким знаковым!), и его персонажи стали героями множества шуток, анекдотов, актерских баек и прочих забавных историй.
читать дальше Бен Джонсон и Шекспир (markstivers.com)
Шутка, которую, как утверждают, Шекспир сыграл со своим другом, актером Ричардом Бербеджем, словно сошла со страниц «Ста веселых рассказов» (сборника анекдотов 1526-30 гг., прозванного «шекспировским», потому что он упоминается в пьесе «Много шума из ничего» устами Беатриче. – Прим. переводчика):
«Легенда гласит, что одна женщина влюбилась в Бербеджа, когда увидела его в роли Ричарда III, и умоляла его наведаться в её покои под покровом ночи под именем короля Ричарда. А Шекспир подслушал её предложение, и ушел из театра пораньше, чтобы в шутку занять место Бербеджа. Шекспир с дамой во всю предавались любовным утехам, когда прибыл Бербедж. Услыхав сообщение слуги о том, что Ричард III у дверей, Шекспир велел ответить, что Вильям Завоеватель был раньше Ричарда III». Из дневников Джона Маннингема, 1868
*** Шекспир узнал, что жена ему изменяет, и, будучи парнем простым и без комплексов просто спросил ее, правда ли это. На что она ему ответила: — Ой, только не надо делать из этого трагедию!
*** Когда Шекспир писал, что "весь мир — театр", он еще ничего не знал о цирке.
*** Утверждение, что нельзя быть культурным человеком, не прочитав Толстого — довольно спорно. Я знаю многих культурных людей, не читавших Толстого. Например — Вольтер, Шекспир, Цицерон, Аристотель и многие-многие другие.
*** Лондон, разговаривают двое: — Как ваша фамилия? — Шекспир. — О, эта фамилия хорошо известна. — Ещё бы! Я двадцать лет развожу молоко в этом районе.
*** — Кому принадлежит фраза "Быть или не быть — вот в чем вопрос", — не знаешь? — Знаю, Гамлету. — Точно, а то третий день мучаюсь, не мог вспомнить имя Шекспира.
*** Из актерских баек 1979 год. Знаменитый московский театр на гастролях в глубинке. Показывают спектакль "Ричард III".
Со слов очевидца: "На большом деревенском лугу человек 30 одного из приречных сел, затерянных в приобской тайге, в праздничных телогрейках и в синих этикетках, дымящие настоящей крепкой махоркой, с интересом смотрят спектакль. Рядом же пощипывают травку несколько тощих коров. Шекспир несколько переделал историю о Ричарде III. В его пьесе Ричард бестолково мечется по полю битвы, восклицая: «Коня, коня! Венец (корону) мой за коня!» И вот Ричард III начинает метаться на подмостках из двух грузовиков, пришвартованных задами друг к другу. И с величайшей мукой в глазах и хриплым голосам кричит: «Коня!» И я вижу его глаза, которые устремлены на стадо коров. А дальше пошел такой текст: — Коня! ... — артист споткнулся на неровных досках кузова и закончил: — ... КОРОВУ за коня! Не знаю о чем подумали в этот момент сельские зрители, но головы их машинально повернулись в сторону своих буренок."
"Бедный Йорик! Я знал его еще телёнком" ("Нью-Йоркер")
***
Рассказывают, что Джуди Денч однажды насмерть перепугалась во время спектакля по пьесе Шекспира. Дело было в Африке в 60-х, спектакль шел под открытым небом. Внезапно в сумерках актриса, будучи на сцене, разглядела среди публики фигуру с рогами и чуть не закричала от ужаса: ей показалось, что это сам дьявол явился. Оказалось, что среди зрителей затесался обыкновенный козел.
*** Народный артист РСФСР Валерий Золотухин рассказывал такую историю:
"Однажды в наш театр пришел известный автор гимнов нашей Родины С.Михалков с очень красивой девушкой. Та была в шикарной дорогой шубе, такие в столице тогда можно было по пальцам пересчитать. Разделись они в кабинете директора и пошли смотреть спектакль "Гамлет". За время спектакля шубу кто-то украл, поднялся крик, всех на уши поставили. Народ бегает, а вора и след простыл. Девушка — в слезы, а Михалков ей и говорит: — Ну, милочка, теперь Вы поняли, я надеюсь, что "Гамлет" — это трагедия?"
Погода выматывает. Бесконечный ветер, а теперь еще и снег. Дома батареи намеком теплые. Кто подкручивает их регулировку, на градусник смотрит, из дому на улицу выходит?!. Ноги переставляю усилием воли, буквально тащу себя через пространство. Затяжной упадок сил. Но аптечные и те, что в подвальчике под нами, так задорно улыбаются! Так подбадривают!! Ради их веселых лиц стоит ползти наружу.
David Tennant Reads His Own Version Of To be Or Not To Be
Вчера на Radio BBC4 вышел записанный 23 января второй выпуск радио-шоу Just A Minute с участием Дэвида Теннанта. На первом, как известно, Дэвид поставил рекорд, проговорив минуту без колебаний, отклонений и повторов на тему шекспировской ремарки "Уходит, преследуемый медведем". По итогам второго шоу он занял только четвертое место, потому что был не так успешен в импровизациях на заданную тему. Однако, Дэвид проявил нахальство, изобретательность и чувство юмора, когда ему досталась тема... "Быть или не быть" )))
Дэвид начал читать прекрасно всем известный монолог вполне традиционно:
To be, or not to be: that is the question: Whether 'tis nobler in the mind to suffer The slings and arrows of outrageous fortune, Or to take arms against sea of troubles, And by opposing end them? To die: to sleep; No more;
Но далее Дэвид, чтобы избежать повторов, начал нести залихватскую отсебятину:
and [by a sleep] in a nap (дремота) to say we end The heart-ache and the thousand natural shocks That flesh is heir to, 'tis a consummation Devoutly to be wish'd. To [die] kick the bucket (сыграть в ящик), to [sleep] take forty winks (сделать тихий час); To ...
В общем, присоединяемся к разочарованному гулу зала, когда Дэвиду не дали договорить )))
2. "Быть или не быть" НП: Дэвид, твоя очередь начинать. Что ж, это Шекспир, а ты очень хорошо знаешь Шекспира. Я помню, когда ты был здесь на шоу в прошлый раз... ДТ: Да, да. НП: И, может быть, это было предназначено тебе, не знаю: "Быть или не быть". Шестьдесят секунд начинаются прямо сейчас.
ДТ: Быть или не быть, вот в чём вопрос. Что благороднее: сносить удары Неистовой судьбы - иль против моря Невзгод вооружиться, в бой вступить И все покончить разом... Умереть... Уснуть - не больше, - и сознать - что, п р и к о р н у в, Мы заглушим все эти муки сердца, Которые в наследье бедной плоти Достались: о, да то столь желанный Конец... К о н ь к и о т б р о с и т ь - з а д р е м а т ь...
(сигнал)
...Повтор был у Шекспира! А я ему помогал.
НП: Ты играл Гамлета? ПМ: Ты мог бы не спрашивать после такого представления. ДТ: Да, там мне разрешали делать паузы. НП: Ты был бы очень хорошим Гамлетом. ДТ: Спасибо большое. НП: Я только что вспомнил, да, ты же играл Гамлета. ДТ: Я повторил роль для тебя, потому что, мне кажется, ты ее не видел.
Э.Р.: Из фильма Оливье("Гамлет" Лоуренса Оливье, 1948. - Прим. переводчика) мы почерпнули мысль о том, что "Это фильм о человеке, который не может решиться". Думаю, частично это исходит из сюжета Первого фолио и Второго кварто, особенно что касается расположения "Быть или не быть". Стоит перенести этот монолог и всю сцену "Ступай в монастырь" (разговор Гамлета с Офелией. - Прим. переводчика) на то место, которое она занимает в Первом кварто, и эмоциональный путь, пройденный Гамлетом, абсолютно меняется. Д.Т.: Абсолютно точно. Когда мы только ставили пьесу, в конце третьей - начале четвертой недели, всякий раз, когда я её читал, я ощущал этот момент как "трип" (эмоциональное путешествие, внутренний путь). Конечно, с актерской точки зрения это очень интересно - сыграть персонажа, который выглядит уверенным в чем-то, а затем меняет свое мнение и опять начинает колебаться, но, думаю, это идет в разрез с драматургией истории. Не то чтобы это было неверно, и, конечно же, мы никогда не узнаем, что подразумевал Шекспир - похоже, тот имел в виду разные вещи в разное время. Сам факт наличия двух версий означает, что нам позволено рассматривать обе, и довольно быстро мы с Грегом, как и большинство актеров труппы, ощутили, что будет лучше так и поступить. Существует еще и такая проблема: пьеса настолько широко известна и растиражирована, что как, спрашивается, создать в ней хоть какое-то драматическое напряжение? Вы должны рассказывать историю, а не просто продемонстрировать череду широко известных сцен. Для меня это выглядит как триллер, и в более широко признанном тексте сцена с актерами начинается там, где она помешала бы развиваться сюжету как триллеру, на этом месте она встает на пути движущего импульса. Если вы ставите "Быть или не быть" на его место в Первом кварто, это более обоснованно. Нам с Грегом внезапно стало ясно: все это звучит вполне логично, когда Гамлет впервые видит отца у стены с бойницами, разволновался, возвращается в свою комнату, желая поделиться с кем-то - и не может, и у него просто голова готова взорваться, и он не знает, что с собой поделать, он ложится спать, но проводит бессонную ночь, во время которой начинает сомневаться, что все это и вправду случилось с ним, и решает, что мир, в котором он живет, даже хуже, чем он предполагал, произносит "Быть или не быть", думая: "Ну и что же мне делать," а затем неожиданно приезжают актеры и он находит выход, и вы прямиком переноситесь к "Мышеловке". Так вся история получается более осмысленной и связной. Мы все время говорили о ней как о триллере и о том, что мы хотим, чтобы она оставалась как можно более свежей, а при том, что мы еще и искали пути сделать нечто совершенно неожиданное - не то, чтобы до нас этого не делали, но мы всегда искали возможность обращаться с ней чуть посвободнее. Однажды мы попытались - и не собирались останавливаться на достигнутом. Переход от реплики "Зрелище - петля, / Чтоб заарканить совесть короля" прямиком к пьесе - думаю, его обоснованность довольно трудно оспорить. Э.Р.: Конечно, это делает Гамлета в большей мере героем-Мстителем. Д.Т.: Да, потому что это не "история о человеке, который не может решиться", это история о человеке, который продолжает принимать решение, накапливает энергию и уверенность и начинает крушить преграды. В начале пьесы он потерян и истощен, обнаружив же трещины в стенах своей темницы, он тут же за это ухватывается.
Э.Р.: Полагаю, это означает, что скорее другие персонажи и обстоятельства создают для вас преграды, чем вы создаете их сами для себя. В двух случаях: когда вы застаете Клавдия молящимся и когда решаете, что это король прячется за портьерой, - сложись ситуация иначе, и вы бы его убили. Д.Т.: Верно, и мы хотели придерживаться мысли, что он мог бы, вот почему мы перенесли антракт на середину 3-й сцены 3-го акта. Это был один из первоначальных замыслов Грега, и мне он понравился. Поставить антракт посреди "Он молится. Какой удобный миг!".
Э.Р.: Этот выбор сделали во время репетиций? Д.Т.: Грег всегда об этом думал, и мы это обсуждали с мыслью: "Это довольно грубо и не слишком тонко, но может сработать". Думаю, мы прогоняли каждый акт, прежде чем попробовали прогнать два действия, так что это случилось только к концу репетиционного периода, но всем понравилось. Это было коллективным решением, что таков спектакль, в котором мы хотим играть. Если вы никогда прежде не видели "Гамлета" - то вы бы решили, что он собирается вонзить кинжал в спину короля. А если видели - то на секунду у вас возникло бы предположение: "Неужто он...?" Это из серии тех моментиков, когда зрители начинают сомневаться, а знают ли они пьесу, и которые мы просто обожаем. читать дальше Э.Р.: По-видимому, вы всегда были в курсе, что благодаря вашей популярности из-за роли Доктора Кто вы наверняка привлечете довольно юную публику, которая могла и не видеть прежде пьесы, но пришла посмотреть на вас.
Кликабельно Здесь и далее - стейдж дор после "Гамлета"
Кликабельно
Д.Т.: Это не было для меня чем-то осознанным. Думаю, другие были в этом уверены в большей степени, чем я, потому что многие об этом упоминали. Не знаю, в какой степени Грег держал это в уме. Со мной он, разумеется, такими мыслями не делился, если они и были. Думаю, это была просто часть природного инстинкта, который разделяли Грег, и я, и, конечно же, Патрик, и, в какой-то степени, возможно, большая часть задействованных в постановке актеров, которая подсказала нам, что если мы собираемся рассказывать эти истории вновь - то давайте расскажем их так, словно они звучат впервые. Среди зрителей всегда оказываются люди, которые прежде никогда не видели пьесы. Возможно, в этом случае их было больше, потому что среди публики были фанаты "Стар трека" и "Доктора Кто". Я этого не знаю, но это определенно не та причина, по которой мы это сделали. Любая пьеса должна волновать зрителя, особенно такая, как "Гамлет" - это же триллер, история про призрака. Думаю, об этом довольно легко забыть, когда вы в Стратфорде ставите Шекспировские произведения.
Э.Р.: В рамках той структуры пьесы, которую вы выбрали, какой вам видится линия Гамлетовского безумия? Вы считаете, что Гамлет и вправду сошел с ума, или что он симулирует, "в причуды облекаясь иногда", или что симуляция "причуд" начала сводить его с ума?
Д.Т.: Ну, он этого не узнает, вот что я думал. Любой человек совершает определенные поступки от случая к случаю, и Гамлет не определится, сумасшедший он или нет, потому что если ты безумен - ты не поверишь в это, так что, я думаю, тебе просто надо играть каждую сцену и думать, что она тебе дает. Независимо от того, сумасшедший он или нет, - это решать публике или доктору, но уж точно не самому Гамлету. И вообще, что такое безумие? Где оно заканчивается и начинается здравомыслие? Так что я просто играл сцену за сценой, стараясь придерживаться эмоциональной логики в контексте того, что мы делаем.
Э.Р.: А как вы осмысливали отношения между Гамлетом и Офелией? Например, вы обсуждали предысторию их отношений - какими они были до начала действия пьесы? Д.Т.: Да, обсуждали. Очевидно, что между ними происходили сцены, которые она описывает своему отцу. Думаю, сложись обстоятельства иначе - и они могли бы быть вместе. Я имею в виду, он уезжал в университет, и они довольно долгое время не виделись, так что вы задаетесь вопросом, что происходило с ним в эмоциональном и сексуальном плане во время отъезда. И вам интересно, что происходило с ним в эмоциональном и сексуальном плане пока он был дома, с Офелией. В моем восприятии они были парой, которая проводила вместе много времени, и полагались друг на друга, пока он был дома. В конце концов, это гораздо более удручающая ситуация, если между ними существовала интимная связь, которая резко прервалась. Мы боролись за то, чтобы сцена "Ступай в монастырь" обрела больше смысла. Я не мог спокойно отмахнуться от мысли о том, что он вряд ли ограничивается желанием при ее появлении просто свернуться клубочком и чтобы его по голове погладили. Мы долго пытались рассматривать это под таким углом, но это просто не работает. Вы пытаетесь экстраполировать этот короткий промежуток времени, которое они проводят вместе на сцене, на всю историю их взаимоотношений. Однажды, когда мы пытались все увязать и понять, насколько они близки, помощник режиссера сказала что-то насчет того, что Гамлет не может состоять в интимных отношениях с Офелией, что он не должен, потому что он изо всех сил работает над тем, чтобы придерживаться определенного образа бытия, продолжать поступать так, как он для себя постановил, и если он впустит в себя кого-то, то всё развалится на части. И вот как только мы начали эту сцену с его реплики: "Твою ж мать, вот она - а я даже не могу на нее смотреть, потому что как только я взгляну на нее - все кончено", которая подразумевает, что отношения между ними были интимными, но больше таковыми оставаться не могут, - тогда, похоже, все встало на свои места.
Э.Р.: Был какой-то особенный момент, в который вы догадались, что Клавдий и Полоний подглядывают, типа: "Где твой отец?" Д.Т.: Да, был, в тот самый момент. Мы действительно пытались это передать, но не думаю, что до конца с этим справились. Это очень хитро. У нас есть шумовая подсказка - Полоний роняет книгу, и в этот момент Гамлет догадывается, что происходит, он тем самым выдал себя. Мудрено понять, как изобразить этот переход, и в тексте нет ничего, что бы подсказало. Это было сработано драматично, но теперь, оглядываясь назад, могу сказать, что мы, чувствуется, впихнули в действие момент, которого не было в тексте.
Э.Р.: Такой прием довольно плотно вписан в историю постановок для обозначения того, что происходит в этот момент. Д.Т.: Ну, Грег, наверное, об этом знал. Это определенно была сцена, над которой мы долго бились. Определенно, там было много сцен, которые смотрятся - не знаю, какое еще слово использовать, кроме как пафосное актерское "органично". Мы их просто обсуждали и исполняли, и они обретали свой собственный ритм и путь, но эта сцена была той, над которой пришлось повозиться. Но стоило сделать это открытие, оно показалось отличным и все ниточки связало воедино. Конструкция "Быть или не быть" и последующая сцена с "продавцом рыбы" оказались увязаны (Гамлет делает вид, что не узнает Полония, и называет его "продавцом рыбы", что означает завуалированное обвинение в сводничестве. Немного о ругани у Шекспира - здесь: www.dtbooks.net/2015/03/blog-post_3.html - Прим. переводчика). Я понял, что он глаз не сомкнул всю ночь, и говоря "Забыться, умереть, уснуть", хотел ли он и вправду умереть, или просто мечтал наконец-то выспаться? Мне знакомо это ощущение - когда уже умереть готов от недосыпания. Вся эта мешанина у него в голове продолжается до приезда артистов, который на всё проливает свет. Когда мы раскололи эту сцену, тогда весь этот длинный пассаж - он становится одной длинной сценой в едином месте действия - стал казаться более гладким.
Кликабельно Репетиции
Э.Р.: А что насчет отношений между Гамлетом и Гертрудой? Например, вы решили использовать кровать в 4-й сцене 3-го акта. Был ли этим решением поднят вопрос о том, не строились ли их взаимоотношения на основании Эдипова комплекса? Д.Т.: Я не помню никаких споров на эту тему. Ясно, что Клавдий спит в другой комнате, но почему бы им не иметь разные спальни. В моем представлении это её спальня, потому что мы это имели в виду, и никогда не возникало ощущения, что действие может происходить где-то еще.
Э.Р.: Я не утверждаю, что инцестуальные отношения подразумеваются текстом, но это еще одна основательная часть истории постановок "Гамлета". Д.Т.: И я не стал бы утверждать. Я не вполне уверен, откуда это взялось. Я действительно не вижу, чтобы он хотел её трахнуть. Мы определенно этого не смакуем. Мы никогда не репетировали эту сцену без кровати, так что это было решением, принятым на раннем этапе, но мы никогда не подразумевали наличия между ними сексуальных отношений. Я даже не помню, чтобы это всплывало в течение тех двух недель застольного обсуждения пьесы строчка за строчкой. Думаю, там и так идет довольно сильный сексуальный подтекст, но в плане: "Мне невыносима мысль, что ты - сексуальное существо и трахаешься с моим дядей-засранцем, в то время как мой отец только что умер". Я не считаю, что неприятие мысли о сексуальности твоих родителей - это то же самое, что желание заняться с ними сексом. Думаю, что речь именно об этом - об отторжении мысли о том, что его мать занимается сексом, да как она посмела? Как она смеет больше не быть моей мамочкой?
Макет декораций
Э.Р.: Перейдем непосредственно к театру. После спектаклей в Королевском Шекспировском театре (RST) каково было играть в Courtyard Theatre (Театр при дворе - временный театр, который открылся в Стратфорде-на-Эйвоне в 2006 году для постановки пьес Королевской Шекспировской труппы, пока RST и Swan Theatre в 2007-2010 гг. были закрыты на ремонт. - Прим. переводчика), который поощряет - и даже требует, чтобы между актером и публикой возникало более интимное взаимодействие, и каково это было - впоследствии перебраться на сцену с портальными арками в Вест-Энде? Д.Т.: Courtyard Theatre изрядно отличается от RST, но очень похож на Swan. Он просто как большая версия Swan, что мне очень нравится. Существуют определенные проблемы, связанные с тем, откуда ты можешь обратиться ко всему зрительному залу. Для меня было очень важно, чтобы монологи были обращены к публике напрямую, и когда вы находитесь в пространстве такого плана, это довольно-таки нетрудно - адресовать их зрителям. Мне нравится, что вы фактически видите людей, там сидящих, так что вы не бросаете реплики в пустоту. Мне по-настоящему это нравится, и пусть даже это большой старинный зал, атмосфера в нем кажется достаточно интимной. Это очень захватывающе, это вдохновляет. Думаю, мне бы претила идея перебраться в арочный просцениум Вест-Энда, но театр Novello [в Лондоне] так прекрасно устроен, что никто не чувствует себя сидящим слишком далеко. С вокальной точки зрения Novello требует гораздо меньших усилий, что меня поразило. В Courtyard Theatre гуляет такое металлическое эхо, и в плане акустики там есть зоны - звуковые ловушки. Я знаю это, поскольку мы проводили голосовые сессии с труппой, и я пробовал сидеть в разных местах зала. Там есть места, куда звук с трудом доносится. Вы либо слишком громко кричите, либо, наоборот, говорите слишком тихо. Впрочем, в целом Courtyard Theatre великолепен, и я жду - не дождусь, когда увижу новый RST, который будет основан на той же модели, но, как утверждают, те незначительные проблемы, которые есть в Courtyard, в нем будут устранены. Э.Р.: Можете немного рассказать о декорациях? Зеркалах, например? Д.Т.: Зеркала были сезонным решением. Они использовались в трех постановках. Не знаю, откуда взялась идея. Очевидно, такие строки, как "держать зеркало перед природой" (Гамлет - актеру, давая напутствие перед спектаклем. - Прим. переводчика), и это общество надзора - хорошо сочетаются с идеей двустороннего зеркала. Думаю, Грег признает, что идея разбитого зеркала привела задним ходом к пистолетному выстрелу - как там в поговорке про лошадь и телегу? - могли бы мы заставить это сработать? Мы должны были найти причины, по которым, например, Гертруда могла бы держать пистолет в своей тумбочке, а она вполне могла бы, как вспомнишь о том мужчине, который ворвался в спальню королевы несколько лет тому назад. (Было несколько вторжений в апартаменты Елизаветы Второй - в частности, в 1982 году некто Майкл Фейган залез в спальню Её Величества по водосточной трубе и долго беседовал с не потерявшей самообладания королевой, прежде чем был арестован. - Прим. переводчика). Все это выглядит ОК, как средство придать театральности, и, в конечном итоге, воспринимается как часть нашего мира, так что это был великолепный образ, стоило только вычислить, как его подать. Всегда здорово, когда есть такие штуки, до тех пор, пока вы заботитесь о том, чтобы они не начали управлять постановкой.
Э.Р.: Вы сказали, что не особо задумывались о том факте, что можете привлечь к пьесе внимание юного зрителя. Но, поскольку вы говорите о стремлении заставить пьесу вести "разговор" со зрителем и о рассказывании им истории так, словно они слышат её впервые, действовали ли подобные мотивирующие факторы на то, что действие пьесы перенесено в наши дни? Д.Т.: Когда мы с Грегом говорили о пьесе впервые, мы обсуждали этот момент. Скажу откровенно, я предпочитаю этот вариант, так что я был очень рад и одобрил эту мысль. Я считаю, все эти дублеты и шоссы не так уж необходимы, наоборот, они создают барьер между вами и современной аудиторией. Повторюсь, вы должны быть осторожны, чтобы не позволить этому моменту выйти из-под контроля. Наша постановка была современной, но не слишком. Мы не дошли до мобильников, смартфонов и факсов. Если вы не концентрируетесь на антураже, это позволяет зрителю смотреть пьесу и видеть скорее знакомые типажи, чем людей из другой эпохи. Особенно если вы пытаетесь представить им что-то, с чем они, как вам хотелось бы, могли бы себя ассоциировать, и благодаря этому испытать волнение, возбуждение, другие сильные эмоции, - просто эту связь легче показать, если они увидят людей, одетых так, как одеваются сейчас. Так что замысел всегда был таков. Всё получилось в противоположность задумке "Бесплодных усилий любви", которые должны были стать полной коробкой шоколада Елизаветинской поры, поскольку такова уж эта пьеса. Коробочка шикарных конфет, в то время как "Гамлет" - это... Я не могу провести аналогию. "Гамлет" - это полноценный обед.
Э.Р.: Итак, вы перенесли действие в наши дни, но приложили усилия к тому, чтобы не вдаваться в конкретику. Во время репетиций, и, более того, спектаклей, происходило ли что-то, что позволило вам увидеть, как резонируют мир Дании двенадцатого столетия и Британии двадцать первого?
Кликабельно Репетиции
Д.Т.: Вся эта тема Полония как руководителя шпионской сети и общества слежки прозвучала очень естественно, поскольку мы живем в обществе слежки. Нас постоянно контролируют, люди все время следят друг за другом. Это и с политической точки зрения звучит обоснованно: Клавдий - просто еще один коррумпированный политик. И с эмоциональной стороны пьеса очень современна - мысль о том, что хотя действие происходит в богобоязненном мире, где принято верить в существование Бога, Гамлета настигают сильнейшие сомнения. Интересно в этом плане, что в какой-то момент он, кажется, боится Ада и Рая, а в следующий - сомневается в самом их существовании и том факте, что мы - ничто иное, как клуб пыли. Полагаю, это довольно современное чувство, и это довольно удивительно, если подумать о том, в каком мире он жил. Это заставляет задуматься, а были ли елизаветинцы столь уж благочестивы, как нас уверяли.
Э.Р.: Думаю, елизаветинцы были сбиты с толку, живя в обществе, которое переходило от католицизма к протестантству, при том, что эти две религии имели различные концепции загробной жизни. Д.Т.: Безусловно. Очевидно, существовало представление о чистилище, и все же он рассуждает о "неизведанной стране". Он сам себе противоречит и временами кажется атеистом. Но так бывает с людьми, и это довольно современно. Очень немногие моменты плохо вписывались в современные условия. Было несколько практических трудностей с текстом: если вы упоминаете о мече, должны ли вы действительно держать меч? Но гвардейцы могут носить церемониальные мечи, и это прекраснейшим образом выручило нас в паре сцен. Можно заменить слово "меч" на "клинок" - никто и внимания не обратит, и использовать выкидуху, и всем чихать. Мы спорили иногда, стоит ли нам так делать, чтобы не смущать публику. Я держал выкидной нож и говорил: "Назад, клинок" вместо "Назад, мой меч" (в сцене, когда Гамлет поборол искушение убить молящегося Клавдия. - Прим. переводчика), просто чтобы люди после не говорили: "Это что, меч?"
Э.Р.: На этот случай Баз Лурман (австралийский кинематографист. - Прим. переводчика) придумал выход - иметь пистолет марки "Меч". Д.Т.: Да, но он-то может сделать крупный план.
Э.Р.: Но теперь, когда он так сделал, это и другим открыло возможность, и они могут уже не искать объяснения таким деталям. Д.Т.: Грегу вообще нравится менять неугодные слова - он заменил в одном месте "гобелен" на "зеркало". Я обеими руками за. Думаю, существует опасность шекспиромании, и я бы ни за что не поверил, что сам Шекспир не изменил бы неподходящего слова. Думаю, это вполне позволительно. Патрик удивительно вольно обращается с текстом. Он все время меняет слова то тут, то там, когда это имеет смысл, и я считаю, это правильная стратегия. Этой пьесе четыреста лет, так что в ней встречаются вещи, непонятные современной аудитории. Мы с чрезвычайным уважением относимся к Шекспировскому тексту - с гораздо большим, чем к произведениям большинства других писателей. Я думаю, это золотое правило: если ты химичишь, то ты не хочешь, чтобы люди замечали, где ты нахимичил, и если ты не позволишь аудитории отвлечься даже на секунду: "Ой, он сказал гобелен, а это не гобелен, это зеркало", - то ты сохранишь их внимание к повествованию.
Э.Р.: К слову об изменении слов, чтобы они соответствовали сценарию. Мне интересно: какого возраста вам рисуется Гамлет, потому что, как известно, во Втором кварто и Первом фолио ему около тридцати, поскольку череп Йорика пролежал в земле 23 года, но в Первом кварто ему около 18 - Йорик умер только за дюжину лет до этого. Д.Т.: Я этого не знал. Это то, что использовал Тревор Нанн? (Британский режиссер и сценарист, поставивший в 2004 г. современного "Гамлета" с 23-летним Беном Уишоу в главной роли. - Прим. переводчика).
Кликабельно Репетиции
Э.Р.: Ну, я думаю, отчасти это навеяно тем, что он студент, отчасти - это отсылка к словам "юный Гамлет". Д.Т.: Ну, конечно, мне было 37, но я не хотел тратить время на переживания по этому поводу, и я, конечно же, не собирался провести восемь месяцев, играя 18-летнего, поскольку это опять же создает лишние барьеры. Я не определял для себя возраст. В тексте это обозначено довольно туманно. Я всегда думал, что вполне можно играть Ромео лет до тридцати и Гамлета - лет до сорока. Полагаю, когда я играл Ромео в двадцать девять, я в большей степени помнил, что я его перерос, и частично это из-за того, что возраст Джульетты настолько конкретно обозначен, и они совсем еще дети - не то, чтобы Гамлет сильно взрослый, но они по возрасту воспринимаются как дети. Я никогда по-настоящему не задумывался об этом в отношении Гамлета. Меня это никогда не волновало. Я всегда думал: "Ему столько лет, сколько вы дали бы мне". Я не могу теперь представить, как что-то могло бы измениться, если бы я думал: "Ему двадцать девять" или "Ему тридцать девять".
Э.Р.: Нет, я думаю, что важен только более экстремальный выбор: либо ему чуть больше восемнадцати, либо - за тридцать. Д.Т.: Он определенно не слишком взрослый во многих отношениях. Он становится более зрелым по ходу действия.
Э.Р.: Вы знаете, какой временной период охватывает пьеса? Д.Т.: Это весьма туманно, и очень трудно определить. Я помню, что мы много об этом говорили и постановили не особо на этом фокусироваться, что меня, опять же, не особо беспокоило. Я перестал об этом думать. Я все в большей степени нахожу, что можно сделать такое множество выводов о персонаже, что они начнут ставить вам палки в колеса. Особенно на протяжении долгого периода времени, когда любой конкретный момент может меняться от вечера к вечеру, вы можете перестать ограничивать себя рамками принятых решений.
Э.Р.: Полагаю, в этом случае дело еще и в том, что Гамлетово восприятие времени в пьесе подчас деформировано, потому что смерть его отца кажется ему недавней, например, в тот момент, когда он говорит: "Нет и двух часов, как умер мой отец", а Офелия отвечает: "Нет, тому уже дважды два месяца, мой принц". Д.Т.: Он просто не может поверить, что двор продолжает жить как ни в чем не бывало. Для него недавнее горе явно еще не миновало, и это важнее, чем количество прошедших дней.
Кликабельно Репетиции
Э.Р.: По итогам постановки в целом, сильно ли изменилась пьеса? Д.Т.: Уверен, что изменилась, но мне довольно трудно судить об этом объективно. Какие-то вещи менялись ежевечерне, в то время как другие оставались удивительно неизменными. Было бы чудесно посмотреть видеозапись первого спектакля и последнего. Как ты ощутишь перемены, произошедшие с разными персонажами - ты то влюблялся в Офелию, то чувствовал, что разлюбил её, Гертруда заботила тебя то больше, то меньше, то твоя дружба к Горацио была сильнее, то ты становился более эгоцентричен. Это случается всегда, когда ты делаешь что-то на протяжении большого периода времени. Конечно, у меня еще была эта операция на спине посреди периода, когда шла пьеса, и мне пришлось пропустить какое-то время, и когда попадаешь в больницу из-за того, что часть твоего каркаса отказывается работать, то чувствуешь себя ужасно уязвимым и отвратительно смертным, так что, наверное, я ощущал себя более хрупким, когда в конце концов вернулся, потому что физически я таковым и был, но, помимо того, эти мысли о бренности всего сущего проносились в моей голове. Мы уже практически решили делать фильм через месяц или около того [напоминаем, что интервью записано, по всей видимости, в начале 2009 года - прим. редакции], так что будет интересно посмотреть, что выйдет и как это получится осуществить в другом формате.
С гордостью представляем вам перевод огромного интервью Дэвида о его роли в "Гамлете" Грегори Дорана, которое он дал, судя по всему, в самом начале 2009 года, когда только закончились показы спектакля в Лондоне, до начала съемок телеверсии. Интервью опубликовано в Кембриджском сборнике "Шекспир" (Том 5, Выпуск 3. - Сентябрь 2009. - С. 292-304). Read in English: www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/1745091090...
Гамлет
Автор: Эбигейл Рокисон, факультет педагогики, Кембриджский университет, Кембридж, Великобритания. Перевод: Катерина Малинина
Кликабельно
Дэвид Теннант играл заглавную роль в спектакле "Гамлет" в постановке Грегори Дорана в театре Courtyard Theatre в Стратфорде-на-Эйвоне с 24 июля по 15 ноября 2008 года и в ряде постановок в Лондонском театре Novello в декабре-январе 2008-9 года. В этом интервью Дэвид рассказывает о постановочном процессе, начиная с кастинга и заканчивая спектаклем: о своих первоначальных размышлениях над ролью, подготовке к репетициям, толковании подноготной персонажа и собственно постановке. Помещая Дорановский спектакль в контекст истории постановок "Гамлета", Теннант находит обоснование современной интерпретации пьесы, сыгранной в современных костюмах, раскрывает нюаны её адаптации для зрителя двадцать первого века.
читать дальшеЭбигейл Рокисон: Как случилось, что вы сыграли Гамлета? Дэвид Теннант: Одновременно произошли две вещи. Я много лет знал Тару Халл, которая работает на Королевскую Шекспировскую компанию (RSC). Мы общались по-дружески, а я в то время много снимался на телевидении, и разговор зашел о том, что я собираюсь делать дальше, и я сказал: "Чем бы мне по-настоящему хотелось заняться - так это вернуться в RSC и вновь сделать пару спектаклей; полагаю, в идеальном мире я сыграл бы Гамлета и Бирона либо Бенедикта". Это была просто дружеская беседа, но позже Тара упомянула о ней во время встречи с продюсерами RSC, и это произошло практически в то же время, когда Грег Доран размышлял, а не поставить ли Гамлета. Он также рассказывает такую историю - я не знаю, насколько она апокрифична, но это хорошая история, - будто когда я участвовал в шоу Би-Би-Си "Родословная семьи" ("Who Do You Think You Are?") и ездил на остров Малл по следам моих предков, я оказался в маленькой церкви, которую реконструировали, вскрыли половицы и под ними нашли черепа, и я поднял один череп и рассматривал его, и Грег утверждает, что когда увидал меня в этот момент, он подумал: "О, да он же пробуется на Гамлета - неплохая мысль". Не уверен, в каком порядке произошли эти события, но так уж звезды сошлись. Грег позвонил мне и спросил, что я думаю по этому поводу, а я в то время не был уверен, что у меня будет со съемками в "Докторе Кто". Но вскоре в графике съемок обнаружились окна, так что я пошел и сказал Грегу : "У меня будет такая возможность". Это должно было оказаться непростым занятием - совмещать участие в двух проектах, успеть и там и там, так что у меня были некоторые колебания по поводу того, как это все получится увязать. Но у Грега уже было несколько сильных идей. При нашей первой встрече он сказал: "Патрик Стюарт страстно желает сыграть Клавдия, так что будет здорово, если мы сработаемся". Э.Р.: Вы и раньше работали с Грегом, да? Д.Т.: Да, годы тому назад в двойной программе «Настоящий инспектор Хаунд» (пьеса Тома Стоппарда. – Прим. переводчика) + «Черная комедия» (одноактный фарс Питера Шеффера – Прим. переводчика) в Вест-Энде, но не над Шекспиром, его большой любовью. Так что я знал Грега, и он мне очень нравился, и я знал, что Шекспир - это тот автор, для постановки которого у Грега с лихвой хватит таланта и желания, и я хотел вновь работать с этой труппой. Сошлось множество факторов, и когда расписания удалось увязать, я понял, что не могу противиться такой возможности. И потом, конечно, то, о чем просто велись разговоры, оборачивается тем, что необходимо сделать.
Э.Р.: Что вы ощущали по отношению к роли и пьесе в целом до начала репетиций? Я помню, вы говорили, что боялись за нее браться. Д.Т.: Да, я боялся. Но страх - это часть того, что делает подобную перспективу столь соблазнительной, потому что это - Гамлет и Королевская Шекспировская компания, а если вы собираетесь сыграть Гамлета - то вы захотите сделать это здесь. Это будоражит, но тут же и пугает, потому что ты оказываешься противопоставлен всем тем людям, которые выходили на эти подмостки до тебя. Грег любит говорить о нерушимой связи между представлениями "Гамлета", существующей на протяжении поколений. Мысль о том, что ты - часть этого, заставляет трепетать и от благоговения, и от ужаса.
Э.Р.: Какие-то версии спектакля, которые вы видели прежде, стояли у вас перед глазами? Д.Т.: Да. Думаю, что в первый раз я увидел эту пьесу с Марком Райлэнсом [в роли Гамлета] в постановке RSC 1989 года. До того момента я смотрел пьесу в школе на видео, когда мы проходили её для «вышки» [Higher Grade - экзамен, который шотландские школьники сдают в возрасте 15-16 лет], но я никогда прежде не видел его на сцене. Это был такой невероятный спектакль. Помню, смотря его, я впервые понимал, что Шекспир может быть настолько современным, приглашающим к разговору, анархичным и вдохновляющим, каким я его никогда до этого момента не воспринимал. Так что этот спектакль был в равной мере вдохновляющим и пугающим. Конечно, с тех пор я видел множество спектаклей, и в каждом из них что-то было. Думаю, тут существует одно смягчающее обстоятельство: хотя эта роль такова, что вы связаны с другими постановками в большей степени, чем все остальные, в ней всегда что-то есть. В какой-то степени, хотя она - огромное испытание, она такова, что её при всем желании не испортишь. Что в её костер ни кинь - все займется.
Кликабельно Марк Райлэнс в роли Гамлета
Э.Р.: О Гамлете Марка Райлэнса говорили как о воистину сумасшедшем Гамлете, персонаж Джонатана Прайса был одержимым Гамлетом, Гамлет Дэвида Уорнера - учёным принцем. Довлеет ли над вами необходимость навесить какой-либо ярлык на вашего Гамлета? Д.Т.: Забавно. Хотя люди и говорят о Гамлете Марка Райлэнса в подобном ключе, мне он запомнился иначе. Полагаю, если в период репетиций заметишь, что пытаешься дать определение своей версии, подсмотреть тот или иной приемчик или, хуже того, обращать внимание на клише, которые навешивают критики - это соблазн, которому необходимо противостоять. Как только дашь своему персонажу какое-то осознанное специфическое определение - всё, можешь отправляться домой. Уверен, что Марк Райлэнс во время репетиции не думал: "А изображу-ка я безумного Гамлета". Думаю, он просто взаимодействовал с пьесой так, как у него выходило. Как человек, видевший эту постановку и не читавший о ней - что, я думаю, интереснее, поскольку о спектаклях часто судят по тому, что о них написано, - и даже посмотревший спектакль дважды, потому что он значил для меня многое, я бы ни за что не описал его как "безумного" Гамлета. Для меня он был ужасающе правдоподобен - не в том смысле, что сумасшествие было сыграно реалистично, просто он был невероятно точен, его речь была полна великолепного смысла и во многих отношениях показательна. Если угодно, он не носился со своим королевичеством; он показал Гамлета как обычное несовершенное человеческое существо. Э.Р.: Решив сыграть эту роль, как вы готовились к будущим репетициям? Д.Т.: За исключением чтения пьесы - почти никак. Я предпринял очевидные действия: прошелся по тексту, чтобы постараться убедиться, что правильно понял его смысл, уточняя значение архаичных слов. Я старался не делать многого помимо этого. Можно столько всего прочитать, но я не хотел начинать со чтения о том, как с этой задачей справлялись другие люди, какой выбор они совершали, - частично потому, что я знал, что Грег так и делает. Грег читает историю каждого спектакля, каждый анекдотический репортаж о каждой постановке, которая когда-либо существовала, - думаю, ему это помогает. Но лично я не хочу непрестанно противопоставлять себя тому, что было сделано до нас. Лучше пусть роль существует как нечто, сыгранное впервые, иначе она не будет актуальна. К тому же, я не хотел запугивать себя ожиданиями или запутывать представлениями о том, что когда-то в прошлом считалось хорошим или плохим.
Э.Р.: Вы не учили текст до начала репетиций? Д.Т.: Нет. Я начал учить текст вечером после первой репетиции и составил для себя расписание, чтобы успеть все выучить, но я не хотел начинать раньше времени. Как только принимаешься заучивать свои реплики, как ни старайся - они на подсознательном уровне получают психологическую привязку.
Э.Р.: И потом их трудно расцепить. Д.Т.: Абсолютно верно. Это не означает, что все стоит на месте и не меняется в процессе репетиций и даже во время спектакля, но когда начинаешь фиксировать что-то в памяти, твой мозг неизбежно запоминает это как часть эмоционального процесса. Так что я постарался подождать до последнего момента.
Э.Р.: Как долго продолжался репетиционный период и как это время было использовано?Д.Т.: Думаю, сперва мы недели две сидели за круглым столом, проходясь по тексту строчка за строчкой. Для начала мы его сократили. По-моему, Грег вычеркнул около 25 % реплик.
Из репетиционного альбома (программка)
Э.Р.: И сколько времени, в итоге, длился спектакль? Д.Т.: Три с половиной часа, считая антракт. Думаю, в несокращенном виде он шел бы часа четыре с половиной, верно?
Э.Р.: Зависит от того, какой текст вы используете. Д.Т.: Действительно, ну и, разумеется, оттого, как вы это делаете. Грег довольно свободно обращался с текстами и изъятием частей из них.
Э.Р.: Вы переставили 1-ю сцену 3-го акта на то место, где она стоит в Первом кварто. Это решение было принято до начала репетиций?
Из репетиционного альбома (программка)
Д.Т.: Нет, до репетиций это сделано не было. Это решение было принято уже в процессе. Одна из тех вещей, которыми славится RSC - это то, что на репетиции отводится 6-7 недель. Нам вручили сокращенный текст и предложили внести любые иные сокращения, только не восстанавливать вырезанные строки - думаю, вполне справедливо, поскольку иначе все может выйти из-под контроля. Актеры могут любить какие-нибудь строчки, которые они обнаружили под диваном в Четырнадцатом кварто, и убедительно доказывать, почему для них этот текст не работает без этой строки. Такое пару раз случалось, но я ратовал за максимальное упрощение текста. Оглядываясь назад, думаю, он сократил процентов 20, а рассчитывал сократить 25, но что-то попеременно то уходило, то возвращалось.
Кликабельно Репетиции
На протяжении первых двух недель идет работа за круглым столом, и Грег держит тебя подальше от твоей собственной роли. Тебе не позволено её комментировать и читать. Ты работаешь за столом со всеми по очереди, получая роли и играя фрагмент из текста этого персонажа длиной в несколько страниц. Когда строчка озвучена, её обсуждают, интерпретируют, о ней спорят. Это довольно-таки скрупулезный процесс, но абсолютно бесценный. Если твоя очередь читать подошла, когда настала очередь реплики твоего персонажа, то ты пропускаешь этот круг, и пока твои реплики обсуждаются и интерпретируются присутствующими за столом, должен воздерживаться от комментариев. Некоторые пытаются нарушать это правило. Это бывает довольно-таки непросто - сидеть в комнате, полной народу, пришедшего к мнению, что твоя реплика на самом деле означает то-то и то-то, а ты думаешь: "Она вообще не об этом!", но должен сидеть, закрыв рот на замок, и позволить иным мыслям получить шанс быть озвученными. И подчас ты меняешь свое мнение.
Из репетиционного альбома (программка)
Э.Р.: Возможно, это также полезно для создания командного духа. Д.Т.: Это еще одна фантастическая вещь. В конце этих двух недель мы впервые читаем всю пьесу от лица наших персонажей, хоть и в состоянии чистого ужаса от осознания момента, впервые произнося эти строки вслух в присутствии людей. Но даже при всей глубине собственного страха я, помнится, думал, что есть ощущение того, что все мы уже знаем, о чем говорим, и что эта пьеса - наша. Понятно и без слов, я надеюсь, что когда вы вот так работаете вокруг стола, не существует абсолютно никакой иерархии. Кто-то, играющий Четвертого актера, имеет столько же прав участвовать в обсуждении, сколько и исполнитель Гамлета или даже режиссер. Вокруг стола собираются люди с самым разным диапазоном опыта. Кто-то играет Шекспира уже полвека, а кто-то еще никогда в жизни этого не делал, и этот диапазон опыта дает диапазон реакций на текст и представление о том, насколько по-разному воспримут её разные зрители.
Э.Р.: Мне это тоже кажется важным, потому что, похоже, в RSC на данный момент работает идея Майкла Бойда о том, что долгосрочные (на два-три года) актерские ансамбли с минимальной или вовсе отсутствующей иерархией несколько противопоставлены недолго идущим пьесам с парой громких имен, в них задействованных, и похоже, процесс настолько слажен, насколько это возможно, учитывая, что кто-то играет Четвертого актера, а кто-то - Гамлета.
Из репетиционного альбома (программка)
Д.Т.: Думаю, это правильно. Конечно, компания поставила три пьесы - "Сон в летнюю ночь", "Гамлет" и "Бесплодные усилия любви", и многие актеры уже сыграли в "Сне в летнюю ночь", так что они уже воспринимались как труппа, когда появился я. Я, Патрик Стюарт, Оливер Форд Дэвис и Пенни Дауни - все играли в "Гамлете". Оливер и я затем продолжили играть в "Бесплодных усилиях любви", и позже присоединилась Нина Сосанья. 60% труппы сыграло во всех трех пьесах и около 80% - как минимум в двух. В некоторой степени иерархия при распределении ролей проявилась в том, что я сыграл две главные роли, а некоторые люди играли одну крупную роль и одну второстепенную. Это насчет того, как распределяются места и каков постановочный процесс. Я хотел бы верить, что каждый в "Гамлете" чувствовал, что это его пьеса, и что никто не ощущал себя актером второго плана. Определенно, репетиции оставили у меня такое впечатление.
Из репетиционного альбома (программка)
Э.Р.: Итак, вы провели две недели за круглым столом, и затем была читка. RSC славится своей школой сценической речи. Это было частью репетиционного процесса? Д.Т.: Мы репетировали в Стратфорде, поскольку уже была запущена пьеса "Сон в летнюю ночь". Многие из исполнителей днем репетировали "Гамлета", а вечером участвовали в постановке "Сна...". Положительным следствием пребывания в Стратфорде стали Лин Дарнли и Cис Берри. Сис была великолепна. Она проявлялась где только могла. Я видел множество Сис в "Гамлете" и "Бесплодных усилиях", и это было просто замечательно. Она была более вовлечена в эти две пьесы, чем в любое из моих предыдущих появлений в RSC. Лин Дарни - просто гениальна, и из-за того, что я долгое время не выходил на сцену, мне понадобился день занятий с Лин. Её поддержка помогла мне обрести смутное чувство спокойствия. Все возможности, которые получаешь в RSC, просто бесценны.
Э.Р.: Как ваша концепция персонажа и занимаемого им места в пьесе изменилась в ходе репетиций? Вы сказали, что пытались не выполнять слишком много подготовительной работы. Д.Т.: Я настолько пытался начать с чистого листа, насколько это возможно, хотя какие-то идеи неизбежно возникают. Даже после однократного прочтения пьесы формируется определенное мнение, появляются какие-то размышления о ней. Трудно быть точным по отношению к определенным вещам, поскольку все настолько многоступенчато, и, говоря об этом теперь, когда мы уже закончили играть этот спектакль, это довольно трудно - определить, что было в начале, особенно в случае с такой пьесой, как эта, которая меняется от вечера к вечеру. Помню, я был удивлен, ведь я всегда полагал, что отношения между Гамлетом и его отцом были довольно-таки сдержанными, что его отец был этаким холодным аристократом, довольно воинственной фигурой, с которой Гамлет не мог особо себя отождествлять. Но хотя я и думаю, что они очень разные, я помню, как однажды мы начали играть эти сцены и возникло чувство привязанности, существовавшей между ними, и родственной связи, и это меня ошеломило.
Э.Р.: После того, как вы встретили призрак своего отца, вы решили порезать руку как часть вашей клятвы ему, что резонирует как с темой суицида, так и со стигматами. Каков был импульс к такому решению? Д.Т.: Это решение призвано двигать Гамлета вперед, к борьбе и мщению. Мысль заключалась в том, что рука станет служить напоминанием - эта клятва на крови. У него определенно есть самоосознание страстотерпца: "Да, я себя порежу". Это не вполне вяжется с ним на эмоциональном уровне, эта идея доведения начатого до конца, но его весьма подстегивает мысль об этом и этот демонстративный жест - как для себя самого, так и для окружающих. Отчасти им двигало лихорадочное возбуждение, которое, по сути, и толкает его вперед. Думаю, в начале монолога "О, если бы моя тугая плоть могла растаять" описано чувство: о, я тут заперт, и некуда деваться, я абсолютно одинок, и весь мир сошел с ума, а я - последняя вменяемая личность на Земле, и я все потерял. И внезапно нашлась соломинка, за которую можно ухватиться, и появилось не только за кого отомстить, но и против чего бороться и в чем найти обоснование испытываемому гневу. Это же настолько в кайф - встать и сказать: "Даю себе клятву, и я буду помнить о ней всякий раз, когда это увижу, я буквально вытатуирую это на своем теле, чтобы не забыть". Возможно, он уже понимал, как легко он об этом забудет.
"Шекспировский класс" в Стратфорде-на-Эйвоне можно будет увидеть в 2016 году
Помните класс, в котором Дэвид Теннант отвлекал школьников от занятий рассказывал про школьные годы Шекспира в документалке Shakespeare Uncovered?
Кликабельно
Это - так называемый «шекспировский класс» в старинном здании стратфордской школы Короля Эдуарда. Он был закрыт долгие годы для широкой публики, но там никогда не прекращались занятия для учеников, хотя здание построено в 1420 году.
Теперь есть надежда, что на собранные в ходе благотворительности средства, класс отреставрируют (реставраций не было с конца XIX века), и откроют для посещений в 2016 году, к 400-летию со дня смерти Шекспира.
"А торговых и военных людишек там не селить, зело ветры дуют." Это мне друзья когда-то процитировали из бумаг царя Петра. Сегодня его "зело ветры дуют" особенно вспоминается. Мало того, что сильный шквалистый ветер, холодный ветер, так он еще и который день без продыху. И конца этой жути не видно. Зело... зело ветры дуют.
Знаете ли вы, что Дэвид играл в "Короле Лире"? Да, осенью 1999 года в труппе The Royal Exchange Theatre он выходил на сцену в роли Эдгара - изгнанного сына Глостера и брата злодея Эдмунда. Это главное действующее лицо в побочном сюжете пьесы. Послушный Эдгар страдает так же, как и Корделия, на протяжении всей пьесы из-за преступлений своего отца. В отличие от Корделии, однако, Эдгар остается живым в конце драмы, и становится королем Англии.
Его брата в постановке, кстати, сыграл Адам Джеймс, с которым Дэвид дружит до сих пор. Адам играл в серии "Доктора Кто" "Планета мертвых" и в "Много шума из ничего" в 2011 году.
Под катом - отрывки из рецензий. Дэвида хвалят )
читать дальше What's On Stage, 30 сентября 1999 года: "Дэвид Теннант в роли страдающего Эдгара также демонстрирует совершенное исполнение, полное значительной глубины".
The Independent, 21 сентября 1999 года: "Некоторые хорошие партии выделяются на фоне преобладающей скуки. Дэвид Теннант - яркий Эдгар, воплощенный Несчастный Том [аллюзия на песню Led Zeppelin], одержимый трясущийся шотландец в грязном белье..."
The Telegraph, 16 сентября 1999 года: "Дэвид Теннант в роли его многострадального сына Эдгара, который пытается научить отца, что зрелость - это все, также глубоко трогателен".
Теперь я точно знаю, что сезон зимнепраздников длится до 14-го, где-то в районе, и оба Новых Года (ну, и оба Рождества, надо полагать) "действительны" и утверждению подлежат . А стало быть, и должны быть утверждены к отмечанию )).
Это я к тому, что против всякой вероятности, обломавшись 11-го декабря, с третьей попытки после того, на "Гамлета" с Теннантом (*хвастливо и вредно* и Стюартом, кстати), я все-таки попала. (И теперь навсегда останусь суеверной. Потому что, твердо выдержав намерение абсолютно не интересоваться до самого начала спектакля, кто будет на сцене [как известно, Дэвид пропустил ряд представлений из-за операции на позвоночнике - прим. редакции], была-таки вознаграждена *все разумные и нормальные люди, которым небезразлична моя судьба, в панике схватились за голову* )).
Хотя умом прекрасно понимаю, что первый намек прозвучал, еще когда - в отличие от "первой перемены" билетов - мне так и не пришло письмо с сообщением о том, что замена актера продолжается. И - теперь могу признаться, хотя сеньора Судьба (ц) мне этого никогда не простит, - подсознательно я начала надеяться уже тогда. Но честно пихала это подсознание ногами под лавку до последнего).
Очередь за билетами на "Гамлета" с Дэвидом Теннантом в Лондоне, 2008 год
читать дальше Справедливости ради, конечно, второй намек я тоже заметила. Уже подойдя к театру более, чем за час до начала спектакля (усердно выпрошенная третья замена даты посещения означала, что дали мне не билет, а квиток, который надо было обменять на пропуск в небеса заблаговременно,.. минут за 15 до первого звонка, само собой, что рванули мы с опережением) - и обнаружив перед дверью фойе небольшую, но печальную очередь из страждущих лишнего билетика. (После же совершения таинства в кассе мое сознание даже зарегистрировало - наконец - черный щиток у входа с надписью "House full", обозначающий *для ленивцев принцпиалов, не желающих учить албанский ))* полный и окончательный аншлаг). Нет, народ здесь куда более театральный, чем любят разоряться в Средствах Мозгового Истощения обличители бездухофффности, но чтобы такой ажиотаж, что даже на самые хилые места все раскуплено, да еще на один из последних спектаклей - для этого особый случай нужен. И хоть я себя усердно унимала, напоминая, что Патрик Стюарт в роли Клавдия, - это тоже не жук начихал,.. но с подсознанием бороться становилось все труднее (*гордо* но мне удалось!)
Кликабельно
Обложка диска с записью спектакля
А знаете, что самое смешное? Эта моя "ментальная" страховка продолжалась минут так на 10 (как минимум) дольше, чем нужно. Ибо со своего балконного места сзади и сбоку (нет, Судьба, вот тут я честно, без лести, не бухчу: это мелочи, по сравнению с, тем более, что в отличие от моего предыдущего restrictive view с Шоном Бином, на сей раз происходящее из моих глаз практически не исчезала) и при моем все более выдающемся зрении (про склероз, благодаря которому я не взяла бинокль, умолчим во имя нормативности общей лексики), я еще некоторое время, напрягая глаз и приставляя к нему недосжатый кулак в качестве зрительной трубки (кстати, для близоруких и забывчивых: реально помогает, правда), боялась поверить, что эта застывшая с наклоненной головой с краю официально-праздничной толпы тень в черном - таки да, он самый.
При том, что первые же произнесенные слова, не только знакомым прозрачным тембром и четким звуком, но крайней внутренней наполненностью - его "чуть больше, чем родня; чем сын, чуть меньше" и "не кажется, а есть", без всякого повышения голоса, только какой-то странной, быстрой... подчеркнутой аккуратностью, что ли, мгновенно дали понять, что он даже не в шаге, в миллиметре от взрыва, причем не столько ярости, сколько горя и отчаяния (и это очень приблизительное определение, слишком "вообщешное", что ли) - сразу щелкнули по "звоночку узнавания". Так мгновенно, с лету, с первой не минуты даже, а секунды, попадали в цель на моей памяти только он, покойный Даль, Олег Меньшиков и Энтони Шер *я про тех, кого лично видела в театре, если что*. Ну, может быть, Высоцкий еще.
Но я ж известный паникер. Я к тому времени не отошла еще от страха, что в самой первой сцене (когда стражи и Горацио говорят о явлении призрака) вообще никаких лиц не увидела даже намеком, одни пятна *ну, так было и темно, дымно и "прожекторно", однако я помнила, что даже с третьего ряда партера у меня моментами лица расплывались*.
А кроме того - эта мне вежливая и порядочная английская публика *с нежностью*. Несмотря на немалый контингент молодежи в зале (весьма разнополой, кстати ), пусть мне кто теперь скажет, что Дэвид - чистА девчачий любимчик), даже тот факт, что на сцену вернулся - после неслабой травмы и без всяких гарантий, что это произойдет, - жарко ожидаемый всеми любимый оригинальный исполнитель, который, собственно, и сделал этот спектакль хитом сезона (возможно, не одного), никто и не подумал мешать атмосфере и нарушать чужую любовно делаемую работу незапланированными аплодисментами "на выход" премьера. По ходу событий пьесы и работы этого самого исполнителя (и не только его *не удержавшись* хотя его - больше всех! )), потом уже и аплодировали, и смеялись. Но то потом.
Кстати, смеялись немало. Не только в двух-трех традиционно-комических сценах - с могильщиком или в диалоге с Полонием про облако, - а и в самых, вроде бы, для того неприспособленных. Там вообще, в этом спектакле, много неожиданных интонационных и пластических решений. То Офелия отнюдь не восторженно воспримет наставления Лаэрта, то Клавдий в самый распоследний свой момент, загнанный Гамлетом в угол и "под прицелом шпаги" понуждаемый к кубку с ядом, философски так руками разведет: типа, ну что ж, "сорвалось - не спрашивай" (ц), отловили (тем более, что Гертруды все равно уже нет).... *Стюарт все же, не кто-нибудь*.
При всех (иногда излишних, как по мне, о чем ниже) традиционных сцен-эффектах - совершенно не иллюстративная постановка. Вплоть до того, что имеет смысл анахронизм в костюмах и атрибутике (этот Клавдий действительно должен носить смокинг, этот Гамлет в его состоянии попасть в Полония насмерть, даже случайно, может только из револьвера) и вроде бы абстракционистски-модерновое оформление (ощущение лаборатории, вакуума, дистиллированности, создаваемое полузеркальным пространством-выгородкой почти без декораций, тут к месту и по делу, уж на что я не очень способна к дешифровке этих приемов, в данном случае "прочла" без труда).
Ну и сам теннантовский Гамлет выдал народу большое количество продлевающих жизнь минут. От того, как дразнил-передразнивал Полония до того, как вызывающе-издевательски ойкнул, когда для разговора с отчимом, предполагавшегося последним (перед путешествием в Англию), с его рта резко отлепили скотч *ага, достал, похоже, окончательно своим "или ничто" по поводу короля - причем не факт, самими ли словами или насмешливым, лишенным страха, явно нарывающимся взглядом в сторону шокированной придворной парочки: на этот разговор его вывозят уже скрученным-прикрученным к креслу*. (А как он вытаращился, вытянув шею и боднув воздух, на Горацио, сообщившего ему, что видел покойного отца-короля: типа, "че, псих, что ли?"...)
Это при том, что сам герой не веселится практически вообще, разве истерически. Ему на всем протяжении присутствия на сцене вообще нет ни отдыху, ни сроку, ни минуты расслабления (что не означает непрерывной демонстрации напряжения, зажатости или дикого ора: крикнул за все время он раза два, не больше, да и то как бы вроде в "неглавных" моментах истории). Ну, вот только на какое-то мгновение раз-другой у него глаз там интересом блеснул, любопытство мелькнуло в том самом разговоре с могильщиком - слабым рудиментом, о чем опять же ниже, - да с Горацио они здорово Розенкранцу и Гильденстерну на флейте посвистели дуэтом кто во что, усевшись носом к носу и развлекаясь вовсю. Аккурат перед решающей (и жуткой) сценой с матерью...
А так - всю дорогу сплошной нерв, конвульсия, занятость, пардон за прозу. Даже когда он вообще не шевелится. *А это вообще надо видеть, как он не шевелится: это не поэтическое преувеличение, неподвижность полная, буквальная. Сказала бы, "как скала", так ведь нет в нем ничего монументального нигде ни разу. Просто... Вот четкая, раз-навсегда зафиксированная, исключающая любую динамику, сосредоточенная в одной точке застылость. Каким-то образом некой электрической дугой связывающая его и то, на что он в данный момент смотрит. Для примера, именно так он, приподнявшись на колени и отключившись разом от всех вокруг, следит за представлением-"ловушкой" для короля*.
Причем, не поленюсь повторить (идефикс - он и есть идефикс ) - воплей и завываний нет как класса, даже в той сцене, - только вот порой негромкий, порой резкий, порой судорожный этот голос в любую минуту слышнее даже бряцающе-пышного громыхания Призрака (к вопросу об отдельных излишних театральных традициях - может, в этой рвущей речевую ткань спектакля свирепой трубности и был какой-то смысл, но мне она мешала, до раздражения). Все сказанное, с вышеупомянутого первого момента, звучит настолько... безусловно, настолько единственно возможно, словно тон, нота, ощущение каждого из сказанных слов отбирались из тысячи. И без всякого даже намека на декламацию. До такой степени без, что я осознала, насколько у него все-таки идеально-правильная сценическая речь *какой там, к черту, шотландский или еще какой акцент*, только уже сильно постфактум...
Ну и прежде, чем я окончательно растекусь по древу в восторге (ага, все, что вы прочли выше - еще только присказка... что, страшно? )) - все-таки, во имя справедливости, пару слов о самом спектакле. За который Королевской Шекспировской и лично мистеру Дорану большое отдельное спасибо. При всех отдельных претензиях. Ну да, мне показался лишним этот напор на былые каноны (и наши уши) в решении образа Духа *хотя, по размышленьи зрелом, мне кажется, я начинаю догадываться, "что они хотели этим сказать"* и несколько прямолинейным - способ заставить нас проникнуться испугом героев. (Может, еще потому показался, что это самый эффективный - и, соответственно, неприятный уже чисто чувственно - способ напугать лично меня . Не выношу, когда орут. И если бы на меня так дико рычали, как Гамлет-старший - на, ммм, собеседников, я повела бы себя не лучше, а хуже тех же стражников).
И да, кое-какие линии показались недотянутыми, что ли, непоследовательными (иногда просто по контрасту: когда все персонажи такие живые и убедительные *даже почти незаметный, но именно такой, как надо, Горацио*, типичность-"каквсегдашность" и - особенно в конце - монолитность Лаэрта немного... разочаровывает, что ли: кроме ограниченной одержимости местью и правильностью, там почти и нет ничего).
Вот Офелию, например, начали так интересно показывать, совсем даже не овечкой классической, с чувством юмора девушка, не без упрямства, вполне кстати ей футболка и треники , - а как прибежала Полонию жаловаться на испугавшего ее Гамлета, сразу переключилась "в классический режим" беспомощной страдалицы, на которой большими буквами написано "уязвимость". (Разве что еще в той же сцене "ловушки" еще признак жизни мелькнул, когда ей явно понравились комментарии Гамлета: "Да Вы прямо греческий хор, милорд!"). Причем все это актриса играет прекрасно, совершенно как надо *и у нее, как оказалось, когда дело дошло до песен, замечательный голос: высокий, чистый такой, богатый - ни признака надтреснутости или "нехватки"* - и при виде ее сумасшедшей Офелии, бросающейся на королеву, на самом деле страшно. И совершенно точно, "в десятку" существует отдельно от всех, даже держа их за руки или вроде бы к ним обращаясь, в последней сцене. Но... уж так они этой неожиданной трактовкой вначале заинтриговали, что как-то обидно показалось, что это на самом деле всего лишь одна из, не в обиду, рюшечек-примочек...
И да, кое-что кажется лишним (например, пантомима перед спектаклем об отравлении Гонзаго - не потому что балаганно-фарсово с шутками ниже пояса, это еще можно было бы списать на представление не для коронованных героев, а для толпы времен самого Шекспира, - а потому что она представляет содержание самой "ловушки" в сжатом виде и, по психологической логике, это либо уже сразу должно было бы спровоцировать Клавдия, либо он бы и дальше бровью не повел,.. либо нам предлагается считать, что он тормоз , не врубающийся в достаточно прямые намеки, а уж чего нет... впрочем, об этом снова позже) *и насчет камуфляжа и парашютных строп у солдат Фортинбраса я тоже не уверена, хотя они меня чисто на эмоциональном уровне тоже почему-то не раздражили ни разу... скорее даже как-то масштаба добавили, стереоскопии общей, хоть их там ровным счетом две штуки*. И да, немного суетливо-многословно-внешнеэффектно поставленная примерно треть действия в конце, показалось мне, слегка заглушала то, что делал Теннант (ну или заглушила бы, если бы это было возможно ), немного разошлась с ним в целом.
Но невзирая на это на все, они там построили мир. Со стереоскопией пространства, вплоть до физически ощущаемой. В котором что-то происходит на самом деле. И который состоит, повторяю, из живых людей (даже если сами они иной раз состоят из одного качества... вот почему-то монолитность устремлений и усердный труд по их достижению от скользко-дисциплинированно-лизоблюдских притворщиков Розенкранца и Гильденстерна мне и близко так не помешали, как танкоподобная примитивность Лаэрта). Не в том смысле, что всех оправдывают и жалеют (хотя кое-кого иной раз и правда непривычно жалко) под лозунгом "у каждого своя правда", а в том, что их по крайней мере можно понять. Как людей, - то есть, что чувствуют, почему так поступают, - а не что собою символизируют.
И Полоний здесь смешон не потому что презренный придворный "раболепец", а потому что от возраста уже в полумаразме и склерозе, - что производит особый эффект в сочетании с глубокой верой в собственное всезнание и понимание (поэтому и лезет с советами даже к королю, а к актерам - с критикой): таки нет, это не смех над физическими страданиями, это ирония по поводу человеческой самоуверенности... и смешанная да, с жалостью. Как бы ни был он смешон, но вот его как раз жаль еще до того, как его убьют. Он ведь и правда не хочет ничего плохого, просто действительность неадекватно воспринимает.
И королева Гертруда, решительно желающая оставаться "ягодкой опять", несмотря ни на какие годы, тоже ничего дурного не хочет (как, впрочем, - и думать особенно, тоже... справедливости ради, у нее тут возможностей немного: она просто так и осталась в душе и самовосприятии той принцессой-красавицей, на которой женился когда-то старший Гамлет, которой полагается ослеплять и вести светскую жизнь, наслаждаясь ею по мере сил; и нет, это не клоунство-фарс-пародия, просто она действительно не знает, как жить иначе, не умеет, и ей страшно даже это представить,.. а приходится, и это для нее ужаснее всех гамлетовых угроз и нападок: вдруг оказаться в непонятной и чужой действительности, в которой она совершенно бессильно).
А уж такого неординарного Клавдия я вообще, кажется, не видела еще ни разу. *Голосом застрявшей пластинки* Ну, Стюарт, что возьмешь . В общем, здесь ясно, что он-таки брат "идеальному королю", как и его претензии на трон (а не только на королеву) имеют под собой некие основания. Способности, по крайней мере, в наличии. Зависть завистью, желание получить "приз" любой ценой желанием (на месте, на месте: каких-то морально-чувствительных проблем с устранением Гамлета даже на мгновение не возникает, да и жалость к Полонию и Офелии выражается скорее по обязанности и ради соблюдения протокола, потому что этого от него ждут, а сам он слишком занят, чтобы это и вправду переживать), но он действительно храбр - прекрасно понимая всю опасность Лаэрта минус крыша плюс заряженный револьвер, не теряет присутствия духа ни на секунду, ведет под этим дулом абсолютно качественную дипломатическую беседу, не потеряв лица и не "промахнувшись" в тоне, не сбившись ни на истерику, ни на лесть, ни на испуг. Действительно неглуп (так что фтопку бы эту пантомиму, фтопку при всех эстетических консидерациях... ну, или тогда уж, если так любите декоративно кататься, господа постановщики, надо было отменять собственно спектакль о Гонзаго: пусть бы "король вставал" уже от самой пантомимы): все лицемерие своей молитвы, как и реальное качество сотворенного, расписал как по нотам, без признака жалости к себе и самоутешений, ровным, четким, беспощадным до брезгливости голосом, со злым, но твердым лицом.
И даже - не знаю, намеренно или нет, - возникло какое-то ощущение, что и не без чувства справедливости. Потому что - догадываюсь, что сценическая условность, но органы чувств никуда не деть, - сцена с первой попыткой убийства построена так, что Гамлет прямо вплотную к Клавдию (хоть и сзади), и в полный голос, уже с занесенной шпагой производит свою "смену намерений" *и тут не так уж ясно, что он изначально не рвется убивать... то есть, нам-то ясно, но Клавдий предыдущих картин не смотрел )), а ярость в голосе и на лице у Дэвида несомненны*. И когда стюартовский Клавдий при том при всем при этом не пытается дернуться с места и даже не оборачивается... ну, вот мною, наивной чукотской зрительницей-буквалисткой это воспринялось чем-то вроде "как Там решат, так пусть и будет". То ли уж этот Клавдий такой азартный игрок (хотя, при подобной расчетливости и самоконтроле - вряд ли... с другой стороны, к Гертруде он заботлив, нежен и страстен по-настоящему), то ли решил, что заслужил... И кстати. Патрик тоже, как и Дэвид, обходится по большей части без крика. Не надо ему. Он и так основателен и проникновенен по самое не могу, без всяких внешних стараний.
*Бессовестно* Ну и раз уж я упомянула Дэвида...
Итак, Гамлет как таковой
Во-первых, при том, что и голосом, и всем телом актер здесь работает просто невероятно, оказываясь в разных местах сцены мгновенно, совершая невидимые глазу движения *я до сих пор не понимаю, когда и каким образом умирающий Гамлет с обвисшими руками выбил из руки Горацио кубок с остатками яда* (и это - человек, недавно основательно потянувший спину, которого чуть не только что прооперировали? не верю! (с)), в лице Дэвида Теннанта мы имеем, по моей железобетонной, глубочайшей, несдвигаемой ИМХЕ, одного из самых - если не самого - "настоящего" *то есть, натурального, естественного, неизобразительного* Гамлета за всю историю постановок этой пьесы.
И это говорю я, видевшая в этой роли Оливье, Брана и Высоцкого (и безусловно ими восхищающаяся до сих пор). Сейчас скощунствую, готовьтесь морально - даже у прекрасного Владимира Семеновича образ получался все же несколько... ну, не прямо пафосный, но несколько приподнятый. Символический. С обертонами и "донесением мысли и содержания". С заметностью эстетики. Не в упрек ни разу, просто в констатацию факта. А тут Гамлетом зовут самого что ни на есть живого человека. Который может устать. Насмерть перепугаться, будучи при этом в полном восторге. (Оказывается, "экстаз" - это не возвышенность поз и подчеркнутая молитвенность выражения на лице, а разом ослабевшие колени и загипнотизированно-растерянно-обреченный взгляд кролика перед удавом, при этом каким-то непонятным образом еще и радостный... то есть, не радостный, а... я не знаю, как это точнее выразить, "удовлетворение" уж точно никуда не годится, но у него там во всей фигуре и на лице читается, что это жуткое явление в броне - то самое, чего он и ждал. Причем "ждал" в данном случае не значит "хотел", но полагал "правильным").
А также может "не мочь". Буквально, физически, на уровне потрохов не мочь... даже не убить, а хотя бы просто этого по-настоящему захотеть. И быть от этого в тупиковом, безвыходном, безнадежном беличье-колесном самоотвращении и отчаянии. (Да, он только выстрелить в темноту на адреналине может, такой. Почти до самого конца. Ему, чтобы реально убить... впрочем, я опять тороплюсь). Кружа по сцене действительно как в невидимом колесе - куда ни ткнись, тупик. Выплевывая слова с лицом, уже заранее знающим, чего они *с его точки зрения* стоят. Бессильно и отчаянно тыча в себя "обличающими" примерами, от актеров до Фортинбраса. Который не столько строит коварные планы (это вообще довольно импульсивный Гамлет, не философ на самом деле ни разу, у него просто не думать не получается , и я уже скоро объясню, почему так), сколько изо всех сил пытается себя отвлечь от этой обреченности, вообразить, что что-то сделает, что руководствуется расчетом. И где-то там во всех этих монологах, попытках перейти от личного к общему, заглушить боль и ужас той самой философией (или хотя бы понять, почему оно все так... невозможно), прорывается совсем уж запретная мечта о том, чтобы Клавдий-таки оказался невиновен... надо видеть эту просящую улыбку и загоревшийся взгляд, когда он вдруг прямо-таки с надеждой заподозрит в духе обожествляемого отца дьявола-соблазнителя. (И не факт, что будет неправ, но и об этом отдельно). *Беспощадно* Впрочем, там все надо видеть.
Отступление (в некотором роде). Или, вернее, информация к размышлению. У проницательного читателя уже некоторое время как есть основания к ощущению некоторой несогласованности по поводу этих моих регулярных песен с подробности о дэвидовых выражениях лица, состоянии глаз и прочей мимики. Типа, нажаловалась на ограниченность глазомера с четвертого ряда балкона, а разоряюсь, как из партера ). Так вот, спешу подтвердить. Феномен, зарегистрированный в "Бесплодных усилиях любви", подтвердился. По мере развития действия и существования Теннанта на сцене расстояния преодолеваются, законы природы отходят к огородам - и начинаешь видеть, что творится у него на лице, вне зависимости от. Может, это контекст пластики и голоса так влияет. Может, воображение опытного зрителя-фОната "в минуту дорисовывает остальное". Не знаю, особо и не интересуюсь знать, починяю примус наслаждаюсь процессом. (Но если попадете на дальний ряд, трюк с трубочкой из ладони-пальцев все же рекомендую )).
Ну и обещанная дешифровка "импульсивного Гамлета", у которого даже философия и монологи выглядят мгновенно-рефлекторной реакцией на происходящее. Дело в том, что Гамлет Теннанта - подросток, если вообще не мальчишка. *И еще один научный дэвидтеннантоведческий факт, всплывший на "Бесплодных усилиях", проверен и подтвержден: не зависит этот индивидуум от возраста. Точно эльф ). Недаром некоторые местные жители по объявлении Мэтта Смита следующим Доктором Кто удивленно отмечали, что этот самый молодой в истории исполнитель данной роли не выглядит моложе предыдущего, который его лет на десять паспортно старше*. Со всей соответствующей крайностью реакций и беспощадностью суждений и определений - по отношению к себе не меньше, чем к другим. Он-таки не просто страдает по отцу, его в прямом смысле слова плющит, крючит и колбасит от этой гибели, он в тугой узел скручивается, когда наконец удается отвязаться от королевского парада. И над Полонием он не насмехается - он его именно дразнит, как школьник (еще и обиженный на весь мир школьник) и злится на него, потому что и так невыносимо, а тут еще эта... какофония. И, совершив то случайное убийство, не посожалеет мудро, а, попытавшись похорохориться, фыркнув в сторону убитого, разревется в ужасе (и этот всхлип тут же придушится еще более жутким пониманием, что ничего уже не исправишь).
И человечность его неистребимая для него - как нож по всем местам потому в первую очередь, что у него вполне мальчишеские представления о героизме и справедливости. Того, что сам он на смерть вполне готов, он даже не замечает, это ладно, а вот что не может "поразить врага" - от этого хоть вешайся, хоть травись, хоть короля нулем обзывай с беззаботно-ехидно-вызывающей физиономией в присутствии явных стукачей... Соответственно, данное призраку Честное Слово для него - миссия на уровне пионерской клятвы для героя Леонида Пантелеева, не здесь будь помянут. Схима, подвиг, отшельничество, "я-себе-больше-не-принадлежу". И вот он тщательно от всех отгораживается (отчаянно в них нуждаясь при этом - достаточно взглянуть, как при первой встрече бросается обнимать то Горацио, то "ребят из Виттенберга"), запрещает себе все на свете. И, когда у него вдруг явно против воли вырвется в присутствии Офелии, полушепотом-полубормотанием "я Вас любил когда-то", он в панике безостановочно затараторит про монастырь, чуть ли не Полониевыми мудростями начнет сыпать, как пулемет, с сюрно-несоответствующими словам интонациями и нажимами, как на танке через лес, не думая уже, что несет, ибо если остановится - закричит о любви снова, а ему ж нельзя, у него Долг. Прямо как Призраку нельзя говорить с Горацио и стражей и оставаться на земле, когда пропел петух...
И именно поэтому в этой версии, в конечном счете, Гамлета убил по-настоящему не Лаэрт, а тот самый Призрак (хотя и Клавдий постарался, конечно, и сам тот факт, что этот принц Датский - действительно клинически не-флейта *и уж тем более не труба*, играть на нем нельзя, а вот слух на фальшь у него, к сожалению, абсолютный... и при этом еще и кожи на нем нет - воистину, тонкий, звонкий и прозрачный). *Кстати, если бы его не видели одновременно Стража и Горацио, я бы заподозрила, что и его-то этот Гамлет себе навоображал, ибо отчим Должен быть убийцей, а ранняя и несправедливая смерть отца Должна вопиять к возмездию... хоть кому-нибудь*. Потому что от этого шока этот Гамлет уже не оправится никогда. Совсем уж сумасшедшим он, может быть, и притворяется, но, еще раз пардон за прозу, психотравма там вполне реальная, боль - непрекращающаяся, самоедство - и впрямь доводящее до неадеквата. До судорог. До прижатия книжки к лицу, как бинта к ране (только полуслепой Полоний может спросить об ЭТОМ "что Вы читаете, милорд?") И до навязчивого страха. Усиленного клаустрофобией в замкнутом пространстве собственного одиночества (вот он где - вакуум-то зеркальный - сел, как влитой). Страха и перед грозно-требовательной тенью отца, которому он не может быть "правильным" сыном, и перед абсолютной окружающей бессмысленностью, реакцией на которую и оказываются те самые монологи - о смерти, о достойном ответе, об улыбках мерзавцев... Этот бросающий всем подряд вызовы, кривляющийся, огрызающийся и проверяющий на прочность каждого встречного Гамлет на самом деле сильнее даже, чем мести и справедливости, хочет только одного: какого-то смысла. Чтобы ему объяснили, утешили, защитили как-то.
А некому. Потому что предположительные взрослые вокруг (включая и Призрака с его громыхающей традиционностью) ничего не могут предложить, кроме "так надо / так всегда было". Или сами испуганы и растеряны, хоть и пыжатся (та же Гертруда и даже местами Полоний). Недаром элегантно одетое общество в огромной, расширенной той самой зеркальностью, коробке сцены, выхваченное из ее темноты парой кругов света, выглядит таким маленьким, почти игрушечным. Они тоже ничего не решают. И не спасут, даже если бы и хотели. Да и не догадаются, что это кому-то надо, пожалуй - заняты...
И поэтому сцена с матерью, когда все это достигает своего пика - может быть, самое страшное во всем спектакле. Даже хотя и знаешь, что по пьесе Гертруде ничего не грозит. Теннанта швыряет туда-сюда, как бомбардировщик без пилота и программы полета. Его Гамлет вообще, кажется, на какое-то время забывает, что она живая *не факт, что помнит, на каком сам-то свете*, что окружающее в принципе настоящее, что вокруг - явь, а не обезумевший оживший кошмар. (И опять же: ведь не кричит, хотя голос насквозь пронизывает, щелкает, как хлыст, стонет, как какая-нибудь пушкинская вьюга...) Но окончательно прихлопывает там даже не собственно жуть а тот момент, когда перепуганная королева, которая, вообще-то, еще и мама, вдруг, все-таки увидит, что мальчику самому страшно, а мальчик увидит, что это поняли. И как они друг за друга ухватятся. И как он неуклюже ее поцелует перед уходом, одновременно окончательно поняв, что никто и ничему уже не поможет, но и как-то успокоившись при этом, что хоть что-то в порядке, не вывихнуто, и ненависть к матери больше в Долг не включена (хоть одной болью меньше).
А потом будет - смерть. Я не про финал сейчас, а про все действие с момента возвращения в Данию. Про абсолютно перегоревшего, дошедшего до изнеможения и "вышедшего с другой стороны", не особо на что бы то ни было реагирующего человека, которого все еще зовут Гамлетом, который все еще отвечает на вопросы (и даже, больше по инерции, сам их задает, пытаясь еще на что-то себя мобилизовать без особого успеха), но у которого совершенно отсутствующий вид, почти совсем ровный голос и по большей части неподвижное лицо (только глаза одержимого... или слепого). Я раньше такой контраст в театре только однажды видела: когда Григорий Корольчук в роли Николки Турбина превратился, после гибели Алексея, из солнечного мальчика в пришибленного калеку с непонимающе-жалобным взглядом. Но там хоть какие-то признаки жизни были... и желания жить. А этот Гамлет невесомо балансирует, словно примериваясь, на краю пустой - чужой - могилы, беседует с черепом, как с кем-то "своим", сначала отстраненно удивившись знакомству (ну надо же, Йорик...), затем отмечая, как перемены в погоде, неизбежность конца (даже не играя со смертью, ибо это предполагает надежду выиграть, а тут просто констатация), и, растерянно попытавшись было осознать смерть Офелии, наконец выскочит перед Лаэртом, раскинув руки, явно надеясь, что тут все и кончится...
Но тот от большого ума устроит вместо решающего удара *или выстрела* дурацкую разборку с дракой врукопашную, вопреки собственной воле на какое-то еще время "разбудив" ненавистного Датчанина к жизни, потому что тот от всего этого вообще вдруг на время забудет обо всем, что было и поведет себя, будто до сих пор в Виттенберге, будто Лаэрт взбесился ни с того ни с сего, и будто ему, Гамлету, всерьез важно выиграть у самородка-рапириста фехтовальный поединок... И Теннант еще раз помолодеет в реальном времени (таймлорд, говорите? )), и перед нами мелькнет ненадолго тот Гамлет, каким, наверное, он был до начала пьесы, Гамлет, которого все любили, Гамлет, каким он мог бы стать (как он мгновенно-командирски, зажимая боль, потребовал тут же запереть все двери, когда узнал, что королева отравлена... таки не у одного Клавдия в этой версии истории эльсинорского семейства фамильные королевские черты). Парадоксально, но факт: самая кровопролитно-мрачная часть пьесы здесь обернулась чуть ли не счастливым сном. Альтернативным будущим, где возможно счастье, но которому не бывать. (Прямо тебе "Титаник". Или "АдмиралЪ" )).
После чего, вернувшись в свое отсутствующее состояние, доведенное до полной концентрации ощущением, что терять реально нечего, потому что все уже и так потеряно (а ответов, которые бы чего-то стоили, так и нет, он все-таки - без особого торжества, но и без всяких шансов у Клавдия на пощаду - сделает то, чего не мог до сих пор. И как-то удивленно и почти с благодарностью за наконец-то наступивший отдых, умрет уже по-настоящему. (Так по-настоящему, что, вообще-то, страшновато смотреть: без всяких особых внешних признаков, просто как-то раз - и нет. Вот просто исчезло что-то неуловимое - и появилась полная неодушевленность. Не в обиду никому, мертвые Клавдий, Гертруда и Лаэрт рядом показались немного театрально выглядящими).
Вот как-то так (с).
Да, а после этого публика уже в выражении чувств не стеснялась. На поклонах не просто аплодировали - вопили, восторженно свистели, топали и торжествующе кричали, когда выходил Дэвид (на этот раз, в виде исключения, осчастлививший народ аж двумя явлениями *обычно он после первого же поклона сразу куда-то убегает* )). Солидные дедушки только что тросточками над головой не вертели. Бабушки визжали, как девчонки.
*Нахально* И автобус пришел быстро. Завидуйте мне, завидуйте...