Жизнь - это апельсин
Рассказ большой и я позволила себе разделить его.
Отсюда: vk.com/topic-64483458_35177164?offset=20
Наташа Зайцева
14 мая 2017
Ну что ж, кажется, наконец-то я нашла кусочек времени, чтобы попытаться записать тот поток сознания, который рвется из меня с самого 1-го мая, то есть с первого раза, когда я сходила на спектакль «Don Juan in Soho». Видимо, опять буду публиковать кусками, потому что букаф очень много, а времени очень мало. И снова оговорюсь, что собиралась написать приличную рецензию (а не безразмерную и бесформенную простыню, как в прошлый раз), но на середине сломалась и бросила эти попытки. Потому что… ну… я же не блог какой-нибудь веду (гыыыыы) и не колонку театрального критика, я записываю это для себя – чтобы я могла это запомнить, и для вас – чтобы вы могли это представить. А такая бесформенная форма, пожалуй, единственное, что здесь подходит. К тому же меня периодически уносит в обсуждение самой пьесы (потому что я вовремя свое мнение по ней отдельно не сформулировала, поэтому оно тоже будет тут). Так что заранее прошу прощения за способ изложения, не в меру восторженные обороты, и т.д., и т.д. Если вы у ж е устали от вступления – тоже прошу прощения. =) Итак…
читать дальшеЧасть I (про обстоятельства, пьесу и вообще)
Первые три дня я сидела на втором ряду в серединке, с разницей в одно-два места. Так что, хоть разнообразия ракурсов не испытала, зато видно было изумительно – каждое движение глаз, каждую морщинку, каждую венку на шее и на руке... Восьмого мая, когда ходила в последний раз, у меня был 5й ряд, и там, конечно, лучше видно массовые сцены, танцы; следить за всем действием сразу легче, но все равно – когда ближе, лучше. ☺
Вот я уже почитала всяких отзывов – и критиков, и поклонников. И мне кажется, мало кто говорит об этом спектакле с должной степенью восторга. Я честно не понимаю, почему его так н е д о с т а т о ч н о хвалят? (уже не говоря то том, с какого потолка взяли свои уродливые отзывы богомерзкие Daily Mail, Stage и Telegraph…) Хочется, как Гамлет, спросить, “Have you eyes?”, люди, что с вами?! Он же идеален. То есть вообще. Совсем. Полностью от и до – это совершенное произведение.
Начать с самой пьесы. Я была в полном восторге, когда ее прочитала. Это штука без всякой философии (ну, по крайней мере, авторской, – персонаж-то, конечно, там выдает, особенно в последнем монологе…), без всякой морали... Чистые эмоции. Ты пытаешься думать, анализировать, но они тебе не дают. Это не текст-рассуждение, не архитектура – это музыка или картина экспрессиониста: тебя просто соблазняют, утягивают туда, где ты можешь отпустить все мысли и следовать за этим ритмом, чувствовать в этом ритме и в этих красках. И краски очень разные. Вообще, вся стилистика карнавала, гротеска, почти (но не совсем) абсурда позволяет все что угодно, кроме скуки и лжи. Ни того, ни другого здесь нет ни на грамм.
Это сплав – абсолютно органичный – комедийных и трагедийных элементов, рождающий идеальный образец произведения самого сложного на свете жанра – трагикомедии. Притом к о м и ч е с к о е достигает здесь невероятных, скулыотсмехасводящих вершин, но никогда, на самом деле, не переходит в пошлость. [«Пошлости» – ни в чеховском понимании этого слова, ни в смысле игры на плоских шутках ниже пояса – п р а в д а нигде нет: все непристойности настолько изысканны и тонки, что часто ты не можешь различить, смеешься ли над пикантной ситуацией или же над виртуозной фразой, описывающей эту ситуацию. Вот, к примеру, одна из фраз DJ на Сохо-сквер, каждый раз вызывающая бурную реакцию зрителя: “Twenty years ago I could get stoned, blown and a cab home and still have change from a tenner”. Содержание, само по себе смешное, оформлено изящным ассонансом, и как бы сомнительна ни была шутка, она кажется почти произведением искусства.]. …А т р а г е д и я не обрушивается внезапно без причины, а постоянно стоит тенью где-то рядом, сквозит за дымом сигарет, выглядывает из-за углов [в буквальном смысле, но об этом позже], напоминает о себе, чтобы в итоге поразить своей огромностью.
Текст, как я уже говорила, виртуозный. И да, он изменился по сравнению с оригинальной версией, с которой сделан перевод. И, хотя обычно меня, как неисправимого консерватора, любые перемены расстраивают, я часто скорблю по репликам, которых ждешь, а их вдруг выпиливают, но здесь мне удивительным образом новый вариант понравился больше. Видно, что это не просто замены/сокращения режиссера, а авторская правка, шлифовка текста. Сгладились шероховатости, ушли устаревшие реалии, добавилось больше игры слов, этих замечательных марберовских аллитераций и ассонансов… [На самом деле, я читала пьесу раза 3-4, но мой глаз пропустил, наверное, треть того, что услышало ухо, а относительно адекватно перенести это в перевод удавалось и того реже.] И это не только фонетика и лексика – в некоторых местах ты слышишь ритм, почти поэтический размер. Вот это место, к примеру, в речи Кола (который теперь не Колм): "You’re nothing but a fly / on a horse’s shity arse!" – здесь же четкий четырехстопный хорей! и произносится эта terrible metaphor соответствующе торжественно. Монологи Эльвиры читаются как исповедь и молитва, что поддерживается еще и звуковым сопровождением…
О, звуковое сопровождение!
Вот как неразрывно в спектакле соединяется трагическое и комическое, так же органично и неразрывно сочетаются там фрагменты из Моцарта и современные песни.
Первый же танец потрясающе погружает в атмосферу этого мира-мифа, заряжает, встряхивает, как апельсиновый энергетик или сигарета на морозе. Когда музыка обрывается и ты оказываешься в фойе отеля, где происходит первая сцена – ты уже полностью готов, ты поймал ритм спектакля, его пульс, его мелодику.
Часть II (об ансамбле и второстепенных персонажах)
Когда спектакль начинается без главного героя на сцене, но все действие подчинено раскрытию его образа, интересно, а) что начинаешь составлять о персонаже мнение, основываясь на словах других героев б) каковы будут роли этих других героев и как актеры с ними справятся.
Прежде чем переходить к главному, хочется сказать обо всем ансамбле. Во-первых, ансамбль есть, и во-вторых, он абсолютно замечателен. Я, признаться, какое-то время в самом начале после объявления о проекте, боялась, что в современной пьесе, где действие закручено вокруг одного героя, и этого героя играет а) известный б) гениальный актер, этому актеру придется тянуть на себе весь спект. (Я просто вспоминаю все время «Ричарда III» с Мартином Фриманом – спектакль, в котором никто, кроме Фримана не утруждал себя игрой.) Что у нас тут ситуация будет иной, стало ясно уже когда мы узнали, какой хороший актер Эдриан Скарборо, как Дэвиду нравится с ним работать. Но вообще весь каст совершенно изумительно подобран, они все ну просто очень хороши.
И наивная семейка Эльвира – Кол – Алоишес, в своей борьбе за справедливость не гнушающаяся банальной жестокостью. Они, казалось бы, обижены – по крайней мере, Эльвира, ее должно быть жалко… И в принципе, в какой-то момент ее в самом деле жаль. [Причем, люди выше правильно писали в рецензиях: здесь возмущаешься не тем, что DJ обесчестил невинную девушку, хе-хе, – а тем, что он «играл» на ее чувствах и «расстроил»… Ужасен именно обман, то, что он не считается с чувствами других людей, будто они и не живые вовсе. Именно в этом его жестокость, которую оправдать невозможно.] Особенно трогает, когда она говорит, что он сделал ей подарок, но просит его не причинять такой боли никому больше. Но в то же время сочувствие, которое порядочному человеку полагается к ней испытывать, тут же становится почти невозможным, потому что пафос ее монологов ниспровергается комизмом. Эти моменты – «You did yoga!», «But oh, what a ravishment it was» – когда зал не может не смеяться над ней. А если мы смеемся над чьими-то страданиями – сочувствовать им уже как бы и негде. Впрочем, эти разные реакции возникают последовательно и очень близко друг к другу – сострадание–негодование–смех–принятие другой стороны. Ты успеваешь почувствовать, где находится моральный полюс, но он очень быстро становится тебе неинтересен.
Актриса, играющая Эльвиру, совсем юная, трогательная такая девочка, однако абсолютно не тушуется: в сценах с Дэвидом выглядит совсем не блекло. 3го мая она свой первый монолог вообще на таких эмоциях выдала – у нее слезы на глазах блестели.
Кол – нелепый, как и положено, комичный, но не перегибающий в этом отношении палку. Если комизм Стэна многогранный – ты смеешься и с ним, и н а д ним; DJ чаще все-таки оказывается в положении насмешника, хотя есть моменты, где он и сам смешон [нееет, об этом потом] – то Кол – это исключительно объект смеха. И тем ужаснее, что такая нелепая фигура в итоге спускает курок того револьвера, который, по словам Эльвиры, давным-давно зарядил DJ.
Алоишес – пуля, летящая из этого револьвера. А пуля, она, как известно, дура… И этот герой – почти бездумная, страшная гора мышц, у него минимум реплик, он является, как некий дьявол ex machina, орудие рока, поражающего DJ. Однако и сам герой вовсе не кажется ни лишним, ни искусственным – он дополняет эту семейку, в которой отчетливо прослеживается некая градация: Эльвира – это непорочность в мыслях и делах, доходящая до фанатизма, но скорее со знаком +; Кол – это унылая лицемерная середина, ханжеское отвращение к пороку, но трусость и отсутствие силы и решительности с ним бороться; Алоишес – это крайняя степень, когда собственная правда принимается за абсолют, и уверенность в своей непогрешимости приводит к фанатичному желанию вершить самосуд над всем, что как-то выбивается из ряда.
Ружье, появившееся в самой первой сцене, как и положено, выстреливает в финале.
Несомненный бриллиантик каста – это Доминик Мур, играющая Лотти в сцене в больнице. Кроме того она еще и лучшая танцовщица в труппе: мало того, что она обалденно двигается – она еще и все время лучезарно улыбается во время танца и даже иногда смотрит в зал прямо на зрителя. Текст в ее исполнении звучит в точности так, как его слышишь, когда читаешь пьесу – со всеми этими жуткими особенностями произношения, немного вульгарно и безумно сочно. Причем, она иногда варьирует интонации, например, по-разному просит Пита уйти, когда DJ изображает обморок. Иногда это капризное «отстать, я не твоя собственность», иногда застенчиво-отчаянное «я знаю, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать»… Она просто искрит. Одновременно мягкая и гибкая, но резкая и сильная. Своим напором она сбивает, подминает под себя и комично-нерешительного шута печального – Пита, и попавшего под руку Стэна. Она полноценный и очень запоминающийся персонаж (в принципе, как и Пит, хотя он, конечно, куда менее ярок чисто сюжетно). На ее фоне вторая девушка – Мэтти-лисичка – это, скорее, функция сюжета, но и ее образ, в общем-то, довольно точный (хотя в паре мест их диалога с DJ через сумку мне показалось, что у нее какие-то не очень логичные интонации – она кричит там, где надо просто недоумевать, и в конце как-то слишком резко переходит к бешенству, как-то не до конца отыгрывает осознание того, что происходит. Ну, впрочем, там совсем минимальный диссонанс, он почти не заметен, если в это время внимательно следить за DJ, а это почти неизбежно «само получается»).
Луи, отец DJ, тоже именно таков, каким его представляешь. Он появляется и произносит свои первые слова, заканчивающиеся требовательным “I want coffeeeeee!”, и DJ его передразнивает, приказывая Стэну “My father would like some coffeeeeee”. Мне почему-то подумалось, что для Грэнджера такая манера говорить в принципе свойственна, и он это «кофеееее» выдал на репетиции случайно, а Дэвид его случайно передразнил. И так и решили оставить.)))) Это, конечно же, глупый домысел, но, по-моему, очень похоже – такие штуки ведь часто случаются. ))
Проституток в этой серии не две, а четыре. И все они очень разные, у каждой свой характер. Они даже реагируют на некоторые реплики DJ и Луи по-разному. Например, когда Луи рассказывает историю о пони, светленькая шлюшка с татушкой на бедре воспринимает это чуть ли не с восхищением, высокая темненькая реагирует иронически-заинтересованно; ту, которая играла Лотти, этот рассказ шокирует, а у рыжей – так просто отвращение на лице. И так в каждой сцене. В больнице, например, когда DJ начинает развлекаться с Лотти. У той актрисы со светлыми волосами наоборот «роль» белого пальта: ей даже дали реплику “You are disgusting”, с которой она и уходит (очевидно, чтобы подготовиться к следующему танцу). А высокая темненькая мне вообще там понравилась – у нее нет ни одного слова, но она такой шикарный наблюдатель, она прям отыгрывает то, что, наверное, со всеми нами в зале происходит. ))) Когда DJ переползает вместе с Лотти поближе к лисичке и устраивает «графиню» под одеялом, «наблюдательница» прям такую смешную рожицу скорчила, мол, «Ууууу, во дает мужик, молодец!» Конечно, очень сложно отвлекаться на второстепенных персонажей в таких сценах, поэтому я только 8го числа заметила, что когда начинается драка, она достает телефон и снимает на него происходящее. )) Наверное, так было всегда, но я не видела.
В общем, даже статисты здесь шикарны, не говоря уже о главных героях. Идем по нарастающей.
(To be continued…)
P.S. Пожалуйста, не задавайте мне вопросов про то, о чем я еще только собираюсь написать, потому что тогда я начну отвечать, меня понесет, и я потом не вернусь в намеченную колею.)))
Часть III (Стэн)
Итак, Стэн.
Я уже говорила, что Эдриан Скарборо чудесен. Он настолько естественный на сцене, что, когда он, ломая четвертую стену, обращается к зрителю, кажется, что он вовсе не играет, что именно так он и ведет себя в жизни. [Причем, надо сказать, когда он выходит к stage door, он куда более серьезный, такой даже немного скромный, чуть ли не печальный (но это, мог просто такой день попасться, но тем не менее, контраст ощущается).] Стэн – единственный персонаж, для которого нет четвертой стены – все остальные существуют в закрытом от зрителей пространстве. [Пожалуй что, DJ в своем последнем монологе приближается к тому, что начинает говорить его на зал, но никогда не прорывает четвертую стену. Был один момент, незапланированный, о нем Ева писала выше – с часами. Плюс, есть еще в спектакле прием «механического», как я это называю, или буквального, слома четвертой стены… Но обо всем этом тоже потом.]
Очень здорово, что Эдриан и Дэвид в этом спектакле «достались» друг другу.)) Потому что между ними абсолютно не ощущается никакой дистанции, никакого притворства, такое чувство, что они уже вечность играют этот спектакль. Видно, что один заряжает и подпитывает энергией другого – но когда смотришь спектакль, на самом деле, об этом не думаешь в терминах «два актера» – думаешь в терминах «два персонажа». И это правда их партия, их дуэт – они не могут существовать один без другого.
Эдриан ооочень смешной… вот ведь совсем же не симпатичный, но бесконечно обаятельный. У него, на самом деле, очень-очень большой диапазон. И по сути образ его героя в этом спектакле строится по тому же принципу, что и образ DJ у Дэвида: он тоже вызывает у зрителя целую лавину разных эмоций. Он и смешит, и вызывает сочувствие, а – временами – и отвращение. Обычно, когда о героях говорят подобным образом, это значит, что они живые и «обычные», so to speak, люди. Однако здесь все как-то иначе. Живые-то они живые – потому что представляют собой какую-то действительно квинтэссенцию жизнелюбия (особенно, конечно, DJ, но и Стэн тянется за ним, и как бы греется в его лучах, вращается в его intoxicating orbit). Но ни DJ, ни даже Стэна «обычным человеком» не назовешь. Это крайности, исключения, удивления. А разные чувства они у нас вызывают потому, что пьеса, как я уже говорила – идеальная трагикомедия, – и по ходу спектакля персонаж попадает то в горячее комическое течение, но в ледяное трагическое. Впрочем, даже эти течения в каком-то смысле влияют друг на друга: попав из горячего в холодное, мы сильнее чувствуем обжигающую боль холода, чем если бы до этого плыли в прохладных волнах чистой трагедии, или в чуть теплых водах драмы. Так и здесь: мы не испытывали бы сочувствия к Стэну, если бы не испытывали к нему симпатии. А симпатию он вызывает потому, что он нас смешит: смех – это потрясающий способ заставить читателя-зрителя проникнуться персонажем. [Вспомните эту terrible metaphor, когда я буду говорить о DJ и пытаться увязать концы с концами и найти хоть какую-то логику в своем рассказе. Там такой же принцип, только он еще мощнее представлен.] К тому же Стэн – он, что называется, the cleverest person in the room все время, пока рядом нет Дон Жуана. Когда же тот появляется на сцене, он автоматически занимает эту позицию, оттесняя Стэна. Там даже есть своеобразная реализованная метафора этого: когда DJ приходит на встречу с отцом и Стэном для ложного покаяния, в комнате только два стула, и DJ просит Стэна встать и уступить ему место. Точно так же он отодвигает его в сторону на поклонах.
В каком-то смысле Стэн – это «авторский»… нет, вернее, «зрительский» персонаж: то есть он транслирует те же эмоции, что должны, по идее, испытывать зрители. [“You see, just when you start to warm to the man…” – в сцене с бродягой.] Его бросает, равно как и нас, от отвращения и стыда – к удивлению, от (за)(о)чарованности – к разочарованию; от раздражения – к восхищению. DJ для него – как змей, гипнотизирующий кролика.
И все же Стэн – самодостаточен, и его точка зрения – это точка зрения персонажа, а не автора, она только напоминает нашу, но не диктует нам, как мы должны видеть происходящее. А многочисленные реплики в сторону – всего лишь игра, один из приемов достижения комического катарсиса.
На самом деле, про Эдриана можно было бы еще очень много писать (но не буду, иначе окончательно утомлю всех раньше, чем перейду к ДТ, да и не всё, увы, запомнилось), потому что он не просто замечательно играет, он очень п о – р а з н о м у играет от спектакля к спектаклю. По-разному проживает одни и те же реплики. Вот я, анализируя «Ричарда» в прошлом году, подробно писала о том, когда какие различия в интонациях были у Дэвида. Он тогда действительно много импровизировал. В этот раз было не так, все-таки в целом эмоциональный рисунок сцен все 4 просмотренных мной раза был одинаков [минимальные различия потом, конечно, укажу… + я только что послушала аудиозаписи со спектаклей в апреле – и да, вот на таком расстоянии у него все-таки тоже меняется способ подачи: по сравнению с теми спектаклями, он уже иначе многое произносит]. А вот как раз Эдриан в этом плане был немного свободнее, и, хоть характер персонажа оставался неизменен, его реакции на происходящее от раза к разу менялись. Это всегда очень интересно и вызывает огромное уважение.
Отсюда: vk.com/topic-64483458_35177164?offset=20
Наташа Зайцева
14 мая 2017
Ну что ж, кажется, наконец-то я нашла кусочек времени, чтобы попытаться записать тот поток сознания, который рвется из меня с самого 1-го мая, то есть с первого раза, когда я сходила на спектакль «Don Juan in Soho». Видимо, опять буду публиковать кусками, потому что букаф очень много, а времени очень мало. И снова оговорюсь, что собиралась написать приличную рецензию (а не безразмерную и бесформенную простыню, как в прошлый раз), но на середине сломалась и бросила эти попытки. Потому что… ну… я же не блог какой-нибудь веду (гыыыыы) и не колонку театрального критика, я записываю это для себя – чтобы я могла это запомнить, и для вас – чтобы вы могли это представить. А такая бесформенная форма, пожалуй, единственное, что здесь подходит. К тому же меня периодически уносит в обсуждение самой пьесы (потому что я вовремя свое мнение по ней отдельно не сформулировала, поэтому оно тоже будет тут). Так что заранее прошу прощения за способ изложения, не в меру восторженные обороты, и т.д., и т.д. Если вы у ж е устали от вступления – тоже прошу прощения. =) Итак…
читать дальшеЧасть I (про обстоятельства, пьесу и вообще)
Первые три дня я сидела на втором ряду в серединке, с разницей в одно-два места. Так что, хоть разнообразия ракурсов не испытала, зато видно было изумительно – каждое движение глаз, каждую морщинку, каждую венку на шее и на руке... Восьмого мая, когда ходила в последний раз, у меня был 5й ряд, и там, конечно, лучше видно массовые сцены, танцы; следить за всем действием сразу легче, но все равно – когда ближе, лучше. ☺
Вот я уже почитала всяких отзывов – и критиков, и поклонников. И мне кажется, мало кто говорит об этом спектакле с должной степенью восторга. Я честно не понимаю, почему его так н е д о с т а т о ч н о хвалят? (уже не говоря то том, с какого потолка взяли свои уродливые отзывы богомерзкие Daily Mail, Stage и Telegraph…) Хочется, как Гамлет, спросить, “Have you eyes?”, люди, что с вами?! Он же идеален. То есть вообще. Совсем. Полностью от и до – это совершенное произведение.
Начать с самой пьесы. Я была в полном восторге, когда ее прочитала. Это штука без всякой философии (ну, по крайней мере, авторской, – персонаж-то, конечно, там выдает, особенно в последнем монологе…), без всякой морали... Чистые эмоции. Ты пытаешься думать, анализировать, но они тебе не дают. Это не текст-рассуждение, не архитектура – это музыка или картина экспрессиониста: тебя просто соблазняют, утягивают туда, где ты можешь отпустить все мысли и следовать за этим ритмом, чувствовать в этом ритме и в этих красках. И краски очень разные. Вообще, вся стилистика карнавала, гротеска, почти (но не совсем) абсурда позволяет все что угодно, кроме скуки и лжи. Ни того, ни другого здесь нет ни на грамм.
Это сплав – абсолютно органичный – комедийных и трагедийных элементов, рождающий идеальный образец произведения самого сложного на свете жанра – трагикомедии. Притом к о м и ч е с к о е достигает здесь невероятных, скулыотсмехасводящих вершин, но никогда, на самом деле, не переходит в пошлость. [«Пошлости» – ни в чеховском понимании этого слова, ни в смысле игры на плоских шутках ниже пояса – п р а в д а нигде нет: все непристойности настолько изысканны и тонки, что часто ты не можешь различить, смеешься ли над пикантной ситуацией или же над виртуозной фразой, описывающей эту ситуацию. Вот, к примеру, одна из фраз DJ на Сохо-сквер, каждый раз вызывающая бурную реакцию зрителя: “Twenty years ago I could get stoned, blown and a cab home and still have change from a tenner”. Содержание, само по себе смешное, оформлено изящным ассонансом, и как бы сомнительна ни была шутка, она кажется почти произведением искусства.]. …А т р а г е д и я не обрушивается внезапно без причины, а постоянно стоит тенью где-то рядом, сквозит за дымом сигарет, выглядывает из-за углов [в буквальном смысле, но об этом позже], напоминает о себе, чтобы в итоге поразить своей огромностью.
Текст, как я уже говорила, виртуозный. И да, он изменился по сравнению с оригинальной версией, с которой сделан перевод. И, хотя обычно меня, как неисправимого консерватора, любые перемены расстраивают, я часто скорблю по репликам, которых ждешь, а их вдруг выпиливают, но здесь мне удивительным образом новый вариант понравился больше. Видно, что это не просто замены/сокращения режиссера, а авторская правка, шлифовка текста. Сгладились шероховатости, ушли устаревшие реалии, добавилось больше игры слов, этих замечательных марберовских аллитераций и ассонансов… [На самом деле, я читала пьесу раза 3-4, но мой глаз пропустил, наверное, треть того, что услышало ухо, а относительно адекватно перенести это в перевод удавалось и того реже.] И это не только фонетика и лексика – в некоторых местах ты слышишь ритм, почти поэтический размер. Вот это место, к примеру, в речи Кола (который теперь не Колм): "You’re nothing but a fly / on a horse’s shity arse!" – здесь же четкий четырехстопный хорей! и произносится эта terrible metaphor соответствующе торжественно. Монологи Эльвиры читаются как исповедь и молитва, что поддерживается еще и звуковым сопровождением…
О, звуковое сопровождение!
Вот как неразрывно в спектакле соединяется трагическое и комическое, так же органично и неразрывно сочетаются там фрагменты из Моцарта и современные песни.
Первый же танец потрясающе погружает в атмосферу этого мира-мифа, заряжает, встряхивает, как апельсиновый энергетик или сигарета на морозе. Когда музыка обрывается и ты оказываешься в фойе отеля, где происходит первая сцена – ты уже полностью готов, ты поймал ритм спектакля, его пульс, его мелодику.
Часть II (об ансамбле и второстепенных персонажах)
Когда спектакль начинается без главного героя на сцене, но все действие подчинено раскрытию его образа, интересно, а) что начинаешь составлять о персонаже мнение, основываясь на словах других героев б) каковы будут роли этих других героев и как актеры с ними справятся.
Прежде чем переходить к главному, хочется сказать обо всем ансамбле. Во-первых, ансамбль есть, и во-вторых, он абсолютно замечателен. Я, признаться, какое-то время в самом начале после объявления о проекте, боялась, что в современной пьесе, где действие закручено вокруг одного героя, и этого героя играет а) известный б) гениальный актер, этому актеру придется тянуть на себе весь спект. (Я просто вспоминаю все время «Ричарда III» с Мартином Фриманом – спектакль, в котором никто, кроме Фримана не утруждал себя игрой.) Что у нас тут ситуация будет иной, стало ясно уже когда мы узнали, какой хороший актер Эдриан Скарборо, как Дэвиду нравится с ним работать. Но вообще весь каст совершенно изумительно подобран, они все ну просто очень хороши.
И наивная семейка Эльвира – Кол – Алоишес, в своей борьбе за справедливость не гнушающаяся банальной жестокостью. Они, казалось бы, обижены – по крайней мере, Эльвира, ее должно быть жалко… И в принципе, в какой-то момент ее в самом деле жаль. [Причем, люди выше правильно писали в рецензиях: здесь возмущаешься не тем, что DJ обесчестил невинную девушку, хе-хе, – а тем, что он «играл» на ее чувствах и «расстроил»… Ужасен именно обман, то, что он не считается с чувствами других людей, будто они и не живые вовсе. Именно в этом его жестокость, которую оправдать невозможно.] Особенно трогает, когда она говорит, что он сделал ей подарок, но просит его не причинять такой боли никому больше. Но в то же время сочувствие, которое порядочному человеку полагается к ней испытывать, тут же становится почти невозможным, потому что пафос ее монологов ниспровергается комизмом. Эти моменты – «You did yoga!», «But oh, what a ravishment it was» – когда зал не может не смеяться над ней. А если мы смеемся над чьими-то страданиями – сочувствовать им уже как бы и негде. Впрочем, эти разные реакции возникают последовательно и очень близко друг к другу – сострадание–негодование–смех–принятие другой стороны. Ты успеваешь почувствовать, где находится моральный полюс, но он очень быстро становится тебе неинтересен.
Актриса, играющая Эльвиру, совсем юная, трогательная такая девочка, однако абсолютно не тушуется: в сценах с Дэвидом выглядит совсем не блекло. 3го мая она свой первый монолог вообще на таких эмоциях выдала – у нее слезы на глазах блестели.
Кол – нелепый, как и положено, комичный, но не перегибающий в этом отношении палку. Если комизм Стэна многогранный – ты смеешься и с ним, и н а д ним; DJ чаще все-таки оказывается в положении насмешника, хотя есть моменты, где он и сам смешон [нееет, об этом потом] – то Кол – это исключительно объект смеха. И тем ужаснее, что такая нелепая фигура в итоге спускает курок того револьвера, который, по словам Эльвиры, давным-давно зарядил DJ.
Алоишес – пуля, летящая из этого револьвера. А пуля, она, как известно, дура… И этот герой – почти бездумная, страшная гора мышц, у него минимум реплик, он является, как некий дьявол ex machina, орудие рока, поражающего DJ. Однако и сам герой вовсе не кажется ни лишним, ни искусственным – он дополняет эту семейку, в которой отчетливо прослеживается некая градация: Эльвира – это непорочность в мыслях и делах, доходящая до фанатизма, но скорее со знаком +; Кол – это унылая лицемерная середина, ханжеское отвращение к пороку, но трусость и отсутствие силы и решительности с ним бороться; Алоишес – это крайняя степень, когда собственная правда принимается за абсолют, и уверенность в своей непогрешимости приводит к фанатичному желанию вершить самосуд над всем, что как-то выбивается из ряда.
Ружье, появившееся в самой первой сцене, как и положено, выстреливает в финале.
Несомненный бриллиантик каста – это Доминик Мур, играющая Лотти в сцене в больнице. Кроме того она еще и лучшая танцовщица в труппе: мало того, что она обалденно двигается – она еще и все время лучезарно улыбается во время танца и даже иногда смотрит в зал прямо на зрителя. Текст в ее исполнении звучит в точности так, как его слышишь, когда читаешь пьесу – со всеми этими жуткими особенностями произношения, немного вульгарно и безумно сочно. Причем, она иногда варьирует интонации, например, по-разному просит Пита уйти, когда DJ изображает обморок. Иногда это капризное «отстать, я не твоя собственность», иногда застенчиво-отчаянное «я знаю, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать»… Она просто искрит. Одновременно мягкая и гибкая, но резкая и сильная. Своим напором она сбивает, подминает под себя и комично-нерешительного шута печального – Пита, и попавшего под руку Стэна. Она полноценный и очень запоминающийся персонаж (в принципе, как и Пит, хотя он, конечно, куда менее ярок чисто сюжетно). На ее фоне вторая девушка – Мэтти-лисичка – это, скорее, функция сюжета, но и ее образ, в общем-то, довольно точный (хотя в паре мест их диалога с DJ через сумку мне показалось, что у нее какие-то не очень логичные интонации – она кричит там, где надо просто недоумевать, и в конце как-то слишком резко переходит к бешенству, как-то не до конца отыгрывает осознание того, что происходит. Ну, впрочем, там совсем минимальный диссонанс, он почти не заметен, если в это время внимательно следить за DJ, а это почти неизбежно «само получается»).
Луи, отец DJ, тоже именно таков, каким его представляешь. Он появляется и произносит свои первые слова, заканчивающиеся требовательным “I want coffeeeeee!”, и DJ его передразнивает, приказывая Стэну “My father would like some coffeeeeee”. Мне почему-то подумалось, что для Грэнджера такая манера говорить в принципе свойственна, и он это «кофеееее» выдал на репетиции случайно, а Дэвид его случайно передразнил. И так и решили оставить.)))) Это, конечно же, глупый домысел, но, по-моему, очень похоже – такие штуки ведь часто случаются. ))
Проституток в этой серии не две, а четыре. И все они очень разные, у каждой свой характер. Они даже реагируют на некоторые реплики DJ и Луи по-разному. Например, когда Луи рассказывает историю о пони, светленькая шлюшка с татушкой на бедре воспринимает это чуть ли не с восхищением, высокая темненькая реагирует иронически-заинтересованно; ту, которая играла Лотти, этот рассказ шокирует, а у рыжей – так просто отвращение на лице. И так в каждой сцене. В больнице, например, когда DJ начинает развлекаться с Лотти. У той актрисы со светлыми волосами наоборот «роль» белого пальта: ей даже дали реплику “You are disgusting”, с которой она и уходит (очевидно, чтобы подготовиться к следующему танцу). А высокая темненькая мне вообще там понравилась – у нее нет ни одного слова, но она такой шикарный наблюдатель, она прям отыгрывает то, что, наверное, со всеми нами в зале происходит. ))) Когда DJ переползает вместе с Лотти поближе к лисичке и устраивает «графиню» под одеялом, «наблюдательница» прям такую смешную рожицу скорчила, мол, «Ууууу, во дает мужик, молодец!» Конечно, очень сложно отвлекаться на второстепенных персонажей в таких сценах, поэтому я только 8го числа заметила, что когда начинается драка, она достает телефон и снимает на него происходящее. )) Наверное, так было всегда, но я не видела.
В общем, даже статисты здесь шикарны, не говоря уже о главных героях. Идем по нарастающей.
(To be continued…)
P.S. Пожалуйста, не задавайте мне вопросов про то, о чем я еще только собираюсь написать, потому что тогда я начну отвечать, меня понесет, и я потом не вернусь в намеченную колею.)))
Часть III (Стэн)
Итак, Стэн.
Я уже говорила, что Эдриан Скарборо чудесен. Он настолько естественный на сцене, что, когда он, ломая четвертую стену, обращается к зрителю, кажется, что он вовсе не играет, что именно так он и ведет себя в жизни. [Причем, надо сказать, когда он выходит к stage door, он куда более серьезный, такой даже немного скромный, чуть ли не печальный (но это, мог просто такой день попасться, но тем не менее, контраст ощущается).] Стэн – единственный персонаж, для которого нет четвертой стены – все остальные существуют в закрытом от зрителей пространстве. [Пожалуй что, DJ в своем последнем монологе приближается к тому, что начинает говорить его на зал, но никогда не прорывает четвертую стену. Был один момент, незапланированный, о нем Ева писала выше – с часами. Плюс, есть еще в спектакле прием «механического», как я это называю, или буквального, слома четвертой стены… Но обо всем этом тоже потом.]
Очень здорово, что Эдриан и Дэвид в этом спектакле «достались» друг другу.)) Потому что между ними абсолютно не ощущается никакой дистанции, никакого притворства, такое чувство, что они уже вечность играют этот спектакль. Видно, что один заряжает и подпитывает энергией другого – но когда смотришь спектакль, на самом деле, об этом не думаешь в терминах «два актера» – думаешь в терминах «два персонажа». И это правда их партия, их дуэт – они не могут существовать один без другого.
Эдриан ооочень смешной… вот ведь совсем же не симпатичный, но бесконечно обаятельный. У него, на самом деле, очень-очень большой диапазон. И по сути образ его героя в этом спектакле строится по тому же принципу, что и образ DJ у Дэвида: он тоже вызывает у зрителя целую лавину разных эмоций. Он и смешит, и вызывает сочувствие, а – временами – и отвращение. Обычно, когда о героях говорят подобным образом, это значит, что они живые и «обычные», so to speak, люди. Однако здесь все как-то иначе. Живые-то они живые – потому что представляют собой какую-то действительно квинтэссенцию жизнелюбия (особенно, конечно, DJ, но и Стэн тянется за ним, и как бы греется в его лучах, вращается в его intoxicating orbit). Но ни DJ, ни даже Стэна «обычным человеком» не назовешь. Это крайности, исключения, удивления. А разные чувства они у нас вызывают потому, что пьеса, как я уже говорила – идеальная трагикомедия, – и по ходу спектакля персонаж попадает то в горячее комическое течение, но в ледяное трагическое. Впрочем, даже эти течения в каком-то смысле влияют друг на друга: попав из горячего в холодное, мы сильнее чувствуем обжигающую боль холода, чем если бы до этого плыли в прохладных волнах чистой трагедии, или в чуть теплых водах драмы. Так и здесь: мы не испытывали бы сочувствия к Стэну, если бы не испытывали к нему симпатии. А симпатию он вызывает потому, что он нас смешит: смех – это потрясающий способ заставить читателя-зрителя проникнуться персонажем. [Вспомните эту terrible metaphor, когда я буду говорить о DJ и пытаться увязать концы с концами и найти хоть какую-то логику в своем рассказе. Там такой же принцип, только он еще мощнее представлен.] К тому же Стэн – он, что называется, the cleverest person in the room все время, пока рядом нет Дон Жуана. Когда же тот появляется на сцене, он автоматически занимает эту позицию, оттесняя Стэна. Там даже есть своеобразная реализованная метафора этого: когда DJ приходит на встречу с отцом и Стэном для ложного покаяния, в комнате только два стула, и DJ просит Стэна встать и уступить ему место. Точно так же он отодвигает его в сторону на поклонах.
В каком-то смысле Стэн – это «авторский»… нет, вернее, «зрительский» персонаж: то есть он транслирует те же эмоции, что должны, по идее, испытывать зрители. [“You see, just when you start to warm to the man…” – в сцене с бродягой.] Его бросает, равно как и нас, от отвращения и стыда – к удивлению, от (за)(о)чарованности – к разочарованию; от раздражения – к восхищению. DJ для него – как змей, гипнотизирующий кролика.
И все же Стэн – самодостаточен, и его точка зрения – это точка зрения персонажа, а не автора, она только напоминает нашу, но не диктует нам, как мы должны видеть происходящее. А многочисленные реплики в сторону – всего лишь игра, один из приемов достижения комического катарсиса.
На самом деле, про Эдриана можно было бы еще очень много писать (но не буду, иначе окончательно утомлю всех раньше, чем перейду к ДТ, да и не всё, увы, запомнилось), потому что он не просто замечательно играет, он очень п о – р а з н о м у играет от спектакля к спектаклю. По-разному проживает одни и те же реплики. Вот я, анализируя «Ричарда» в прошлом году, подробно писала о том, когда какие различия в интонациях были у Дэвида. Он тогда действительно много импровизировал. В этот раз было не так, все-таки в целом эмоциональный рисунок сцен все 4 просмотренных мной раза был одинаков [минимальные различия потом, конечно, укажу… + я только что послушала аудиозаписи со спектаклей в апреле – и да, вот на таком расстоянии у него все-таки тоже меняется способ подачи: по сравнению с теми спектаклями, он уже иначе многое произносит]. А вот как раз Эдриан в этом плане был немного свободнее, и, хоть характер персонажа оставался неизменен, его реакции на происходящее от раза к разу менялись. Это всегда очень интересно и вызывает огромное уважение.
@темы: Впечатления, Дэвид Тэннант