[в котором мы узнаем точный день рождения глэм рока ]
Незадолго до Рождества 1969 года мы с Лиз уехали из Лексхэм Гарденс и отправились на юг. Ведомые идеей «а давайте организуем творческую коммуну и будем жить все вместе», Анжела и Дэвид предложили присоединиться к общей аренде в Бекенхэме, Кент. Они нашли огромную квартиру в Хэддон Холле — большом викторианском особняке на Саузенд Роад. Он находился в 10 минутах ходьбы от станции, откуда до Лондона можно было добраться за 45 минут. Входная дверь этого красивого старого здания вела прямо в обширный зал, в дальней части которого находилась лестница, ведущая на галерею второго этажа. Дверные проёмы галереи вели к спальным комнатам семьи, которая здесь проживала в те времена, когда дом только построили. Всё это было перестроено в семь раздельных квартир. Справа от входа находилась маленькая кухня и ванная комната. Чуть дальше располагалась комната Дэвида и Анжелы, мы с Лиз заняли дальнюю комнату. Слева была наша скудно меблированная общая гостиная - нам всегда не хватало мебели. Вскоре после того, как мы въехали, Анжела улетела на Кипр, чтобы провести отпуск с родителями. Было довольно холодно, центрального отопления не было, и мы кучковались вокруг большого камина в холле. Владелец жилья мистер Хайс, очаровательный семидесятилетний старик, позволил нам оборудовать студию в подвале. Несмотря на то, что это было роскошное место для коммуны, нас не покидало ощущение, что там водились привидения. И они там правда водились. читать дальше
">
Совместное проживание сблизило нас с Дэвидом, как друзей и как профессионалов. Кроме того, что я выполнял функцию продюсера, я также стал бас-гитаристом в его группе, что было весьма забавным занятием. В некотором роде я воплотил свою мечту стать рок-звездой, поскольку всегда знал, что я не фронтмен. Когда я встретил Дэвида и Марка, я был потрясен их чувством стиля. Даже будучи бедными мальчиками из рабочего класса, они умудрялись выглядеть стильно. В конце концов я отправился на Портобелло Роад и приобрел милитари-стайл куртку, как мне казалось, это свидетельствовало о том, что я стал одеваться лучше. Но у меня никогда не получалось сделать это как следует. Было очевидно, что я лучше проведу время в студии в обычной футболке и джинсах, записывая музыку, чем стану разъезжать по трассе М1, играя одни и те же песни день за днём.
Но как бы то ни было, мне понравилась эта первая проба пера, и 8 января 1970 года, в день своего 23-летия, мы сыграли концерт в клубе Speakeasy — на той самой сцене, где выступал Джим Хэндрикс, а я сидел рядом с Китом Ламбертом, в первую неделю моего пребывания в Лондоне. Дэвид пригласил барабанщика Джона Кэмбриджа и гитариста Тима Ренвика — еще одного участника Junior ’s Eyes, который принимал участие в записи альбома «Space Oddity». Дэвид также играл соло в местных барах. Часто он бывал в «Трех бочках» (нынче странно переименованные в «Крыса и Попугай») - это был паб с отдельным залом для развлечений, в 10 минутах пешком от Хэддон Холла.
[В «Трех Бочках» с Висконти]
Через месяц Дэвид, я, Джон и Тим играли в клубе «Шатёр», «Junior ’s Eyes» были нашей командой поддержки — странное, в общем, явление, если учесть, что Джон барабанил и у тех, и у других. «Джуниоры» развалились после концерта, и Джон официально стал нашим ударником. Он переехал в Хэддон Холл — первый жилец жутенькой галереи. Дэвид быстренько обозвал нас «Мясник Гарри», и через два дня мы записывались для Воскресного шоу Джона Пила, в живую перед аудиторией на Парижской студии БиБиСи на Лоу Реджент Стрит.
Во время записи альбома «Space Oddity» Джон Кэмбридж познакомил нас с гитаристом Миком Ронсоном, с которым раньше играл в «Hull» (их группа называлась «Крысы»). Мик вернулся в Лондон за несколько дней до того, и Дэвид предложил ему присоединиться на записи радиошоу. Мы были очень плохо отрепетированы, что всем было хорошо заметно.
«Это твоя постоянная группа?» - спросил Пил. «Э... после сегодняшнего выступления я так уже не думаю» - ответил Боуи.
Среди песен, что мы не шибко круто сыграли, была «A Memory Of A Free Festival». Боуи всегда тяжко давалась партия органа и вокал в первом куплете. В этом случае это была просто катастрофа. Через несколько дней Мик Ронсон также переехал в нашу галерею. Через недельку-другую мы также обзавелись роуди из Австралии по прозванию Роджер-Лоджер («квартирант Лоджер»). Если у него и была фамилия, мне про неё ничего не известно. Через два месяца, в середине апреля, мы перезаписали «A Memory Of A Free Festival» как сингл с Миком Ронсоном на гитаре, Джоном Кэмбриджем на ударных, со мной на басу и с клавишником классической закваски Ральфом Мейсом — он был управляющим на студии Phonogram. Мы взяли на прокат огромный синтезатор Moog, только один из двух в Британии, и наняли молодого Криса Томаса, чтобы он запрограммировал этого монстра. Позже Томас стал известным продюсером, он работал с «The Pretenders», Элтоном Джоном, «Procol Harum» и многими другими. Как по мне, эта вторая версия песни просто прекрасна, она стала предшественником всего того хорошего, что я когда-либо записывал с Боуи.
После катастрофически плохого выступления на БиБиСи, мы стали репетировать почти каждый день за две недели до того, что должно было стать самым большим нашим концертом: 22 февраля мы открывали шоу «Country Joe and The Fish» в концертном зале «Roundhouse». В музыкальном плане мы были вполне крепки. Однажды вечером, сидя в Хэддон Холл, разговор зашёл о том, что нам как бы нечего надеть на сцену. Решением стали Анжела, у которой за плечами было театральное образование, и Лиз — креативная рукодельница. Они и пошили нам умопомрачительные сценические костюмы. А мы дали друг другу имена, как у мультяшных персонажей.
У меня был прикид супергероя из комиксов, и я назвал себя «Человек-шумиха» [буквально «Hype Man», «Hype» - «шумиха», «обман», «навязчивая реклама»]. Имя для группы Дэвид придумал совершенно случайно в телефонном разговоре со своим менеджером Кеном Питтом. Так мы стали группой «Hype». На мне были белые трико, серебряные вязанные шорты и зелёный плащ с красной буквой «H». Джон Кэмбридж в пиратском прикиде и повязкой на глазу стал «Человеком-пиратом», в то время как Мик Ронсон был одет как «Человек-гангстер». Дэвид где-то раздобыл для него шляпу и костюм из золотой парчи. На остатки нашего скромного бюджета мы приобрели несколько прозрачных шарфиков, которые девушки пришили на рубашку Дэвида — он также напялил на себя трико и превратился в «Человека-радугу». [переводчик ушёл рыдать в закат]. С точки зрения музыки, это было прекрасное выступление, хотя по началу нас критиковали и наградили парочкой гомосексуальных эпитетов.
Это были времена патлатых рокеров, многие носили бороду, а дресскодом считались фланелевые рубашки «лесорубов» и рваные джинсы. На контрасте со всем этим мы выглядели очень гламурно. Для меня это навсегда останется днём рождения Глэм Рока. Тогда я этого ещё не понимал, но когда я увидел наши фотографии, сделанные Реем Стивенсоном, там было хорошо видно внимающего Марка Болана, с головой, опущенной на руки, у края сцены. Но Болан отрицал даже то, что был на этом концерте. По возвращении в гримёрку мы обнаружили, что нашу одежду и зимние куртки, в которых мы пришли, кто-то стащил. Роджер-Лоджер отвез оборудование назад в Бекенхэм на своем тепленьком грузовичке, а мы — в наших тоненьких костюмах - сгрудились в крохотном рейли Дэвида, в котором не работала печка, так что согреваться пришлось друг о друга.
За визуальное счастье как всегда спасибо Найтспелл
Обидно, аж жуть, что видеозапись The Hype так до сих пор и не найдешь, хотя и существует.