Жизнь - это апельсин
Отшумели песни нашего полка,
отзвенели звонкие копыта.
Пулями пробито днище котелка,
маркитантка юная убита.
Нас осталось мало: мы да наша боль.
Нас немного, и врагов немного.
Живы мы покуда - фронтовая голь,
а погибнем - райская дорога.
Руки на затворе, голова в тоске,
а душа уже взлетела вроде.
Для чего мы пишем кровью на песке?
Наши письма не нужны природе.
Спите себе, братцы, - всё придет опять:
новые родятся командиры,
новые солдаты будут получать
вечные казенные квартиры.
Спите себе, братцы, - все начнется вновь,
все должно в природе повториться:
и слова, и пули, и любовь, и кровь...
Времени не будет помириться.
В середине 80-х я услышала "живьем", как эту вещь поет Елена Камбурова. Аккомпанимент заменили удары деревянной палочки, которой она била по микрофонному шнуру, отмеряя ритм. Низкий голос тихо шел из самой глубины голосовых связок. Было страшно. И безнадежно.
отзвенели звонкие копыта.
Пулями пробито днище котелка,
маркитантка юная убита.
Нас осталось мало: мы да наша боль.
Нас немного, и врагов немного.
Живы мы покуда - фронтовая голь,
а погибнем - райская дорога.
Руки на затворе, голова в тоске,
а душа уже взлетела вроде.
Для чего мы пишем кровью на песке?
Наши письма не нужны природе.
Спите себе, братцы, - всё придет опять:
новые родятся командиры,
новые солдаты будут получать
вечные казенные квартиры.
Спите себе, братцы, - все начнется вновь,
все должно в природе повториться:
и слова, и пули, и любовь, и кровь...
Времени не будет помириться.
В середине 80-х я услышала "живьем", как эту вещь поет Елена Камбурова. Аккомпанимент заменили удары деревянной палочки, которой она била по микрофонному шнуру, отмеряя ритм. Низкий голос тихо шел из самой глубины голосовых связок. Было страшно. И безнадежно.