За то, что каждый раз, в каждой его работе я открываю его заново.
Это новый голос, новые привычки, новая пластика, новый характер, новая личность. Да, все они объеденены одним человеком, живущим внутри этих персонажей. И только. Далее - волшебство творения, чудо искусства. И тогда становится ясно, почему церковники всех мастей так боялись Актеров. И постигаешь, почему в миг потрясения, люди называют театры Храмом.
Элли ведет машину. Сидящий на месте пассажира, Харди смотрит в сторону. Я слышу, как в его голос настойчиво рвутся слезы. Он их практически не может удержать, хотя упрямо борется. Исповедь в редакции - цветочки. Невозможно носить все время в себе такое в одиночку. Надо делиться. Иначе разорвется сердце. Иначе ты захлебнешься в одном из своих снов-кошмаров и попросту не проснешься. Недалеко от обочины шоссе черное пугало, словно сама Смерть-С-Косой. Элли не слышала, но догадывается, что этот колючий, нелюдимый мужчина по ночам плачет. От безысходности. От отчаяния. От нестерпимой боли, терзающей душу и тело. Он продолжает сопротивляться и Элли понемногу, но начинает помогать осознанно. Не по долгу службы. Но по зову справедливости и сочувствия. Она не замечает пугала. Она смотрит вперед. Она ведет машину. Темный силуэт на обочине... Может, предупреждение лишь для одного из них? Может, напоминание о незакрытом деле и данном обещании?.. А может - всего лишь косой темный силуэт, способный смутить лишь колеблющегося.
Эти двое, для меня, не просто едут в машине. Они - в скорлупке. Два одиночества. А кругом обжигающий ненавистью, бушующий, враждебный мир. Не понимающий, не принимающий, не прощающий.
Я так чувствую.
Три часа попыток унять, успокоить сердце.