Задолжала, задолжала поток впечатлений. Почти месяц прошел с моего визита в Москву, где главным блюдом был просмотр завершающей части истории шекспировских королей, поставленной Дораном. Нанесла еще один адрес на свою кинокарту Моквы: "Прага". И смотрела в отличной компании Иулия_Туу-тикки и Lannire.
Вот не думала, что "Генрих V" так разговорчив!!! Эй, кто там говорил, что беды Ричарда II от его бесконечной привычки все говорить-говорить-говорить?!. Это вы его родственника не слыхали со всем его двором. Точнее, пьесу, которую играют, как написана, без бросающихся в глаза сокращений.
читать дальшеСмотреть надо, видя все предыдущие постановки цикла. И только так. Иначе пропадут, останутся незамеченными многие параллели и отсылки. Образ повторяющихся из раза в раз ситуаций и преодоления их разными героями. Та же игра с короной! В особо ответственные моменты король сдергивает ее с головы, как головной убор - "шапки долой!" - нервно сжимая в руках, выдавая волнение. В какой-то момент так захотелось, чтоб беспечно скинул ее на предплечье, чтоб повисла она у локтя золотым ободом, словно сумочка...
Он вообще очень нервный и неуверенный в себе, король наш, Генрих. И в свои-то покои бочком входит и при своих придворных говорить начнет с переходом на крик, а то вдруг не так поймут, вдруг раскусят, что он тут по недоразуменью... Но о нем потом. Сначала голая, без декораций, сцена, с раскрытым до кирпичной стены, пространством и одиноко стоящий трон, на котором лежит до боли знакомая корона. Мгновенно вспомнилось, как по-хозяйски пристраивался на нем отец нашего главного героя, Генрих Болингброк, как изящно присаживался Ричард. Теперь тут тихо и пусто. Как в музее, в котором нет посетителей. Вместо грубых досок под ногами вновь светящийся пол из "Ричарда". Какой-то старик, одеждой не отличаясь от зрителей в зале, постоял рядом с троном, повертел в руках корону. Ее возмущенно вырвал у него из рук некий тип в средневековой одежде, подлетевший откуда-то сбоку и мгновенно скрылся. Не твое! Не тронь!!! Зрители засмеялись и на их теплом вздохе старик начал повествование. Он - Хор.
О, если б муза вознеслась, пылая,
На яркий небосвод воображенья,
Внушив, что эта сцена - королевство.
Актеры - принцы, зрители - монархи!
История давно превратилась в миф, легенду и именно так ее излагает то ли ученый муж, то ли смотритель музея, то ли старый актер-любитель. Излагает вдохновенно и покрикивает на появляющихся на помосте персонажей, мол, не смейте перебивать, не видите - я еще не кончил! И три крепких мужика испуганно шарахаются, сбившись в кучку и смиренно ждут.
Тому, кто не знает "Ричарда II" и обе части "Генриха IV" эта придумка покажется дурной. Если смотрел их все, одну за другой, ощущаешь - зачем.
"Ричард" замкнут на самом себе, с "четвертой стеной", исчезающей лишь на время. Вот лорд-маршал, объясняя происходящее, обращается прямо в зал, беря зрителей в свидетели поединка. А вот встает с пола закованный в цепи узник. Не сам с собой, не со стенами сырой тюрьмы говорит свергнутый Ричард; он обращается к зрителям.
К зрителям - монолог принца Хэла и пояснения Фальстафа, в "Герихе IV" условная "стена" лишь для порядка. А уж как играет с залом в прологе второй части Молва!..
В "Генрихе V" "четвертой" стены нет и в помине. Актеры на голом пятачке сцены и не пытаются игнорировать сидящих в зале.
История королей превращается понемногу в полотно на стене, фигуры героев уходят все дальше и дальше, время чувствуешь кожей. Это всего лишь чье-то воображение, на короткий срок вернувшее всех этих государей, вместе с челядью и придворными, и простолюдинов, что жили под стенами, казавшимися неприступными, замков. Рассказчик придумывает им слова и поступки, толкуя дошедшее из глубины времени. Хор постоянно говорит: "Представьте!.." Конечно, лишь в нашем воображении они все живы. Лишь в меру своего разуменья можем истолковать: ну вот зачем они так!..
Стремительный, воздушный "Ричард". Основательный, плотный, материальный "Генрих IV". В "Генрихе V" все, что было, словно сметено ураганом и вот теперь все заново. Пространство. Один предмет для обозначения места. И ТЕКСТ. Его много. Боже, как его много! Все бесконечно излагают свои доводы, доводы доводов и т.д. и т.п. Кому пришло в голову, что эта пьеса воинственна, что она о герое и гимн патриотизму?!. Боже! Это же пародия!!!
Английский королевский двор теперь сплошь носит цвета дома Ланкастеров. Даже одеяния прелатов вливаются в этот тон подсыхающей крови. А еще из одежд ушел даже намек на изыск и утонченность. Все по-военному строго и функционально. Дом воинственный, решительный, точно знающий, что правильно, что нет. Нынешний его глава и наследник славы отчаянно пытается соответствовать. Не ходит, а почти бежит. Начнет говорить, так не остановишь (да еще в истерику свалится). Натянут как струна. В глазах лютый огонь. Не человек. Маска. М-да... плохую услугу оказал Генрих Болингброк своему сыну, ввязавшись тогда в заговор против кузена. Одновременно с короной, он отобрал у Хэла и беззаботное будущее, возможность быть просто человеком. Потому что вся та история с возвышением одного и низвержением другого до сих пор не дает покоя. Хэл отчаянно пытается доказать себе, окружающим и Господу Богу, что он до-сто-ин. Отец грехи замаливал, теперь вот сын его замаливает грехи отца. И хотя призрак Ричарда перед ним не является (думаю, Хэл попросту его не помнит так ярко, как Болингброк), но память незримо витает в воздухе. Как облачко, как миф, как молва. Надо, надо соответствовать. А то вон наследник французский выставил притязания! Сподвижники английского короля быстро сыскали контраргумент: не мы, а вы на троне незаконно! В воздухе пахнет войной "из-за пучка соломы". (Помниться, родня упрекала Ричарда, что смог он с французами замириться. Где теперь он, тот мир?...)
Глядя на происходящее, невольно вспомнила других Генрихов: Бранны, из "Пустой короны" и спектакля Майкла Богданова. Вот уж кого был "краса-король" - Майкл Пеннингтон! Ему все эти придворные нужны лишь укрепиться в принятом уже решеньи. Красавец с грацией кошки. А голос... Влюбилась, как дура, ей-богу.
Генрих Алекса Хасселла не таков. Он вообще малоприятен весь первый акт (где-то в подсознании: привет тебе, Ричард!), человек упрятан в некий доспех и настоящего его не видно. Даже когда смотрит на заговорщиков против своей особы. Камера там подобралась достаточно близко, я впервые вижу глаза, как слушает, как ждет, как подает им в руки письма. А что же заговорщики? Один с ножом в руке бочком подкрадывается, пока двое других заговаривают Генриху зубы. И неуверенно-то как... Эх, где тот Нортубмберленд? Где та волна сопротивления "деспоту"?.. Помельчало-то как-то все. И притязания французов, подкрепленное оскорблением и ответ "сами-с-усами" и неумение даже теоретически составить заговор и напасть. Даже в том, как отправились на плаху. Вспомнились Буши и Грин. Тех было жалко. Этих - нет. А вот, кто интересен, так это Эксетер. Играет его Шон Чэпмен, незабываемый Нортумберленд "Ричарда II". В "Пустой короне" Эксетер спокойный и, скорее, задумчивый, производящий впечатление доброго наставника. Здесь другое. Одеянием малоотличим от военных ХХ века, хладнокровен, храбр, преданно служит короне. Я вдруг увидела, каким был лорд Нортумберленд на службе у Джона Гонта! И именно у Гонта!!! Ах, какя красота! Ах, как я это люблю! Тем неожиданней его слезы на поле Азенкура. И длинная речь, описывающая смерть Йорка.
Пока король разбирался со своими текущими делами, нас известили, что стало с той его милой компанией из "Кабаньей головы". Где-то за стеной умирает Фальстаф. Но его приятели не идут к нему даже на просьбы сильно подросшего Мальчика. Они заняты своей пустяшной ссорой. И мне жаль бедного сэра Джона. "Где твои шутки, твои каламбуры, твои смешные выходки?..." Старик умирает в одиночестве, известие об этом вряд ли дойдет до королевских ушей.
Хор - Оливер Форд Дейвис все запальчивей взывает к нашему воображению. И мне нравится его слушать.
Но вот и двор французский. Длинные одеяния с намеком на былую роскошь, море гонора и на всем привкус пыли. Вот не знаю почему, но возникло такое ощущение. Тень упадка. Дофин - ограниченный хам и мне жаль королевство с таким наследником. К тому же он еще и трус. Тоже жует на ходу сладости (повторяется мизансцена из "Ричарда": слуга с подносом, небрежный разговор с приближенными), болтает (но чтоб услышать лишь себя) и ведет себя так, что хочется сначала сплюнуть, а затем дать затрещину. Да так, чтоб рука заныла.
В окружении дофина есть одно приличное лицо - коннетабль в исполнении Сэма Маркса (Буши в "Ричарде"). Коннетабль держится с достоинством, несмотря на всяческие унижения (один издевательский поцелуй в губы чего стоит!), дает дельные советы и терпит, терпит, терпит... Потом, в том сражении, он бросится в самую гущу, спасая честь французского войска, а вот дофин подло-трусливо сбежит (и останется жив, сволочь!..). Все, кто последуют за коннетаблем, погибнут вместе с ним и их будет оплакивать Генрих со своими офицерами.
Спектакль идет неторопливо, не пытаясь поразить оформлением и темпом или каким-то навороченным режиссерским видением. Так ставить можно только абсолютно доверяя зрителю и не боясь, что кто-то уснет по дороге. Из всех спецэффектов разве что жахнувшая за кулисами пушка (аж вздрогнуло здание театра), да плотные клубы дыма, откуда в гордом одиночестве вынесся с перекошенным лицом Генрих в латах и походной короне. Перехватил поудобнее меч, вгляделся в зал и:
Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом,
Иль трупами своих всю брешь завалим!
В дни мира украшают человека
Смирение и тихий, скромный нрав;
Когда ж нагрянет ураган войны,
Должны вы подражать повадке тигра.
Да ведь это он нам! Стоит-вопит тут один-одинешенек и полагает, что мы за ним вот прям и побежим? Да он смеется?!. Не припомню, что б так насмехались над этим эпизодом. У всех обычно гром, массовка, восторженный призыв сражаться. А здесь... Не удивительно, что в его войске встречаются такие раздолбаи, как Пистоль и Бардольф. Сама по себе ситуация с отвоеванием наследства напоминает запал Фортинбраса-младшего с его походом на Польшу. А еще текст. Это его без конца цитировали Холмс и Уотсон у Гая Ритчи, как внутренний девиз!
С отвагой в сердце риньтесь в бой, крича:
"Господь за Гарри и святой Георг!"
И как Фортинбрас воевал где-то там за сценой - о нем больше рассказывали, так и тут: все сражения кто-то описывает, война представлена не битвой, а периферией, некой околицей. Мы слушаем очередной рассказ и пытаемся себе представить, так что ж там такое происходило. Не забывая посмеяться над задирами и хвастунами. Маленькая передышка перед недобрыми вестями.
В этом месте многие постановщики не отказывают себе в удовольствии показать подробности, добавляя к просьбам Пистоля помиловать Бардольфа, еще и "визуальный ряд". Еще бы! Один из давних собутыльников принца Хэла попался на мародерстве! Доран не стал ничего "раскрашивать". Все, как написано. Генриху докладывают о текущих событиях и без того прямая спина становится еще прямее, невольно откликаясь на знакомое имя. Война не доставляет королю удовольствия. Войско измотано, люди болеют. А тут французы прислали очередное оскорбительное послание. Ответ Генриха скорее похож на истерический вопль, хотя он пытается взять себя в руки. В глазах что-то такое: "Сейчас я успокоюсь и что-то объясню". При этом:
Вернись, Монжуа, и королю скажи,
Что битвы с ним пока я не ищу
И предпочел бы нынче без препятствий
В Кале вернуться. Ведь, сказать по правде, -
Хоть неразумно столько открывать
Могучему и хитрому врагу, -
Мои войска изнурены болезнью,
В числе уменьшились; остаток их
Не крепче равного числа французов.
Когда здоровы были, - знай, герольд, -
Я полагал на каждого из наших
По три француза. Но прости, господь,
Мне речь хвастливую! Французский воздух
Вдохнул в меня такой порок, - я каюсь.
Пойди и королю скажи: вот я;
Мой выкуп - эта немощная плоть.
Мои войска - мне слабая охрана.
Но с божьей помощью пойдем вперед,
Хотя бы встали и король французский
И с ним еще союзник, столь же сильный,
Нам на пути. - Вот за труды тебе.
(Дает ему кошелек.)
Скажи - пускай обдумает король:
Коль нас пропустит, мы пройдем; коль нет,
Мы вашу почву алой вашей кровью
Окрасим. А затем, Монжуа, прощай.
Вот содержанье нашего ответа:
Не ищем мы сражения теперь,
Однако избегать его не станем.
Так передай.
Вспомнились Болингброк под стенами Флинта с его посланием осажденным, ответ Ричарда... Вообще первая постановка цикла проступала в событиях последней все больше. Память непроизвольно совмещала призрака того, что было с реальностью, с тем, что есть. При этом в голове вертелся один вопрос: где тот славный король из прежних постановок? Где рыцарь без страха и упрека? Где идеальный монарх? И главное - где прославление той славной победы?!
"Французская сцена". Никакой милой принцессы,что жеманно учит английские слова. С вульгарным хохотом повторяет непристойности в языковых созвучиях. Такая Елизавета подстать Генриху-Хэлу и точно знает, кто она; что в политических играх - прежде всего ценный заклад, предмет для торга и стоит дорого.
В перерыве переглянулась с девочками и не решилась сказать открыто, что чувствую себя странно. Что постановка не захватила целиком и что сейчас она напоминает мне дорановкого же "Макбета". Решила подождать до конца. (Забегая вперед: правильно сделала. И еще: вот теперь надо бы пересмотреть "Пустую корону", сравнить тексты.)
Ночь накануне сражения под Азенкуром начинает второе действие. И как осыпалась надменная золотая маска с Ричарда, так проступает человеческое в короле Генрихе. Это уже давно не принц Хэл, которому необходимо было доверие отца, веселый малый, водивший дружбу с Фальстафом. Сейчас он - молодой монарх, ввязавшийся в войну, потому что "так надо". Ему страшно, он почти в отчаяньи. Подслушанные о себе разговоры среди простых солдат лишь добавляют горечи. Собственные солдаты не очень-то в него верят! Все повторяется снова! И он в их представлении что-то далекое, некий символ, а не живой человек.
"Если снять с него королевские его уборы, он окажется в наготе своей обыкновенным человеком, и, хотя его стремления излетают выше наших, они опускаются на землю так же, как у всех нас." - заступается неузнанный никем Генрих за короля.
"...почтенье
К бессильной этой плоти - лишь насмешка.
Забудьте долг, обычай, этикет:
Они вводили в заблужденье вас.
Ведь, как и вы, я насыщаюсь хлебом,
Желаю, стражду и друзей ищу,
Я подчинен своим страстям..." - "Ричард II" (пер. М.Донского)
Тексты "Хроник" перекликаются, дополняя друг друга. И не только "Хроник".
"Каждый подданный должен служить королю, но душа каждого принадлежит ему самому. Поэтому каждый солдат, идя на войну, подобно больному на смертном ложе, должен очистить свою совесть от малейших частиц зла. Тогда, если он умрет, - благо ему; если же не умрет, то время, потраченное им на такое приготовление, не будет для него потеряно даром, и он получит великую пользу; и кто уцелеет, тому не грех думать, что в награду за такое усердие господь сохранил ему жизнь, дабы он познал величие божие и научил других готовиться к смерти." - Это "Генрих V". Ничего не напоминает?
"На все господня воля. Даже в жизни и смерти воробья. Если чему-нибудь суждено случиться сейчас, значит, этого не придется дожидаться. Если не сейчас, все равно этого не миновать. Самое главное - быть всегда наготове. Раз никто не знает своего смертного часа, отчего не собраться заблаговременно? Будь что будет!" - а это "Гамлет". Параллели напрашивались сами собой. Тем боле, что пьесы написаны примерно в одно время.
Оставшись наедине с собой, Генрих мне сейчас напомнил Ричарда в тюрьме, постепенное взросление и обретение им мудрости, которое так ему не хватало вначале. У Генриха тоже был этот мучительный путь осознания самого себя и своего места. И как Ричарда, его ждет неравная битва. Сражение с французским войском, с противником, превосходящим численностью, полным сил. Сражение, где нельзя показать, что ты слаб, боишься и все против тебя. "Криспинов день" - с места, вихрем. За одну ночь Генрих стал старше, обрел то, чего ему не доставало. Долой ненужную маску "я должен"!!! Он теперь знает свой истинный долг. В глазах слушающих соратников загорается восторженный огонь. Вот оно - настоящее! Вот за кем действительно пойдут в бой не из-за формальной присяги, кого не предадут. И с герольдом говорит Генрих спокойно и без истерик.
А после битвы снова встретится с тем солдатом, с которым глупо повздорил накануне и тот в сердцах пообещал набить обидчику морду. Он же не знал что перед ним король! Теперь знает, но... "самолюбие мене дороже". И, красный от волнения (он же понимает, что ему за это будет) вояка, коротким, стремительным движением дает Генриху в пятак! Все присутствующие выпали. И мы, и зрители в театре и стоявшие рядом с королем. Глаза Генриха вообще видеть надо. Но едва дворяне опомнились и схватились за оружие, как король их остановил: уговор дороже денег и все справедливо. А может вспомнил, как заступаясь за нашкодивших друзей, он сам когда-то дал затрещину лорду-главному судье и тот стерпел?
После королю подали бумаги со списками потерь и будь в спектакле только одна эта сцена - попал бы в мой личный список Избранного.
Король не просто зачитывает вслух список погибших французов. Он громко поминает их. Это - ритуал, служба. Английское войско, склонив головы, скорбно слушает. Не важно, что это был противник, с которым сражались; это были люди, они теперь предстанут перед Богом и всех надобно достойно проводить.
Я обнаружила, что по щекам текут слезы. Может, добило сопрано? Не важно. Король торжественно зачитывает имена, список кажется бесконечным...
Никто никогда на моей памяти не играл так этот кусок! Эмоциональный центр событий сместился у Дорана в эту точку. Захотелось поклониться. За то, что сконцентрировались не на упоении войной, что здесь она почти вся где-то там, впроброс, а победитель проявил здесь настоящее благородство, не замыкаясь на себе и своем войске.
Генрих разворачивает вторую бумагу. Теперь английские потери... изумленно переворачивает лист, ища приписки... Что? Так мало?!!! Этого не может быть!!! Так не бывает!!! "Не наша то победа! Божья воля!" - потрясенный король опускается на колени.
Сцена заключения мира содержит фирменную режиссерскую вольность: монолог герцога Бургундского у Дорана произносит королева Изабелла (Джейн Лапотейр).
...да будет мне, монархи
Дозволено спросить пред всем собраньем,
Какое затрудненье иль преграда
К тому, чтоб мир, истерзанный, нагой, -
Богатства, радостей, искусства пастырь -
Явил свой лик в прекраснейшем саду,
Во Франции любезной и обильной.
Увы, он слишком долго был в изгнанье,
И, в груды свалены, плоды земли
От изобилья своего гниют.
Лоза, веселия источник, сохнет,
Заброшенная, изгороди наши,
Как пленники, заросшие щетиной,
Топорщатся ветвями. Поросли
Поля бурьяном, беленой, дурманом;
А между тем ржавеет праздно плуг,
Что должен сорняки искоренить.
Луга, где прежде аромат медвяный
Струили клевер, буквица, ромашка,
Не ведают ухода и покоса;
Владеют ими лень и запустенье;
Лишь белена, крапива да лопух
На них растут: ни пользы, ни красы.
И как дичают, вопреки природе,
Поля, угодья, изгороди наши, -
Так мы в своих домах и наши дети
За недостатком времени забыли
Науки, что должны служить стране.
Как дикари, живем мы, как солдаты,
О крови помышляющие, взором
Суровые, небрежные в одежде,
Ругатели, погрязшие и пороках.
Чтоб родине вернуть благообразье.
Мы собрались. Я умоляю вас
Поведать, почему не может мир
К нам возвратиться и, прогнав разруху,
Нас прежним счастием благословить.
И это так похоже на плач Гонта о "царственном острове"!!! Тут для меня цикл замкнулся в прекрасное кольцо.
Еще одна "служебная фигура" с одной-единственной репликой, обрела голос, важный поступок - кому как не французской королеве уговаривать свою семью с честью завершить войну и помириться с соседями. Передача ей этого монолога выглядит абсолютно естественно, как и личность убийцы в "Ричарде II".
Смотрю на Генриха. Парадная корона сейчас ему идет. Вся истерика, вся эта маска "государя" из первого действия бесследно испарились. Вот и хорошо. Переговоры ведет с достоинством, а вот в разговоре-сватовстве - жених, неуклюже пытающийся завоевать расположение невесты. И дело не в победившей армии, не в государственной выгоде. Просто девушка ему нравится, вот так, по-человечески. А сказать не получается. Стесняется. Да еще язык этот французский!.. (Кто помнит, что Плантагенеты родом из Анжу?.. Давно это было.) Екатерина перестает церемонно ломаться, хохочет. Красивая пара получилась. И жаль, что времени им отпущено немного.
Спектакль заканчивается на спокойной, светлой ноте. Хор ставит точку коротким пояснением, что было дальше. В музыке тема принца Хэла.
Из кинотеатра вылетела на одной ножке. Хочу-хочу-хочу это в свою коллекцию!!! Чтобы весь цикл был. Потому что оно того стоит. Пересмотреть хочется. Успели увидеть на большом экране, спектакль что-то подозрительно быстро исчез из репертуара.
*******
Вышло длинно, немного дерганно и неуклюже, но что есть.
О "Генрихе V" RSC и не только о нем...
Задолжала, задолжала поток впечатлений. Почти месяц прошел с моего визита в Москву, где главным блюдом был просмотр завершающей части истории шекспировских королей, поставленной Дораном. Нанесла еще один адрес на свою кинокарту Моквы: "Прага". И смотрела в отличной компании Иулия_Туу-тикки и Lannire.
Вот не думала, что "Генрих V" так разговорчив!!! Эй, кто там говорил, что беды Ричарда II от его бесконечной привычки все говорить-говорить-говорить?!. Это вы его родственника не слыхали со всем его двором. Точнее, пьесу, которую играют, как написана, без бросающихся в глаза сокращений.
читать дальше
*******
Вышло длинно, немного дерганно и неуклюже, но что есть.
Вот не думала, что "Генрих V" так разговорчив!!! Эй, кто там говорил, что беды Ричарда II от его бесконечной привычки все говорить-говорить-говорить?!. Это вы его родственника не слыхали со всем его двором. Точнее, пьесу, которую играют, как написана, без бросающихся в глаза сокращений.
читать дальше
*******
Вышло длинно, немного дерганно и неуклюже, но что есть.