03.12.2015 в 00:44
Пишет Дочь профессора Баринова:Внутренний Азенкур-2. При чем здесь Ричард
В первом отзыве я уже писала: в «ГенрихеV» Доран отсылал к «Ричарду» всеми доступными способами, разве что не говорил прямо: «Копать здесь!» То есть посыл был очень явным, но сразу не прочитался. Накрыло спустя день. Это была присказка.
читать дальше
«ГенрихV» стал эпилогом, завершением истории о сути власти, ее божественной предназначенности и ответственности за нее. Это была история… наверное, о Настоящем Короле. И подсказка давалась почти сразу: сценография и музыка – все в этом спектакле было совмещением концепций «Ричарда» и «Генриха IV». Нереальный неосязаемый Вестминстер и конкретные коричневые цвета одежд дома Болингброка. Музыкальная тема принца Хэла и – внезапно – ангельские хоралы, отсылающие к совсем другой истории.
Принц Хэл, решивший стать Настоящим Королем, начинает с того, что отрекается от всего человеческого в себе. Он ужасен, истеричен, неубедителен. Он до конца не уверен в том, что занимает трон по праву. Но оставшись наедине с собой накануне битвы при Азенкуре, он вдруг начинает смотреть внутрь себя, и внезапно – буквально на глазах у зрителя – обращается к себе-человеку.
Король Генрих:
Ведь, между нами говоря, король -
такой же человек, как я. Фиалка пахнет для него так же, как и для меня; небо
представляется ему таким же, как и мне; все чувства у него такие же, как у
всех людей. Если снять с него королевские его уборы, он окажется в наготе
своей обыкновенным человеком, и, хотя его стремления излетают выше наших,
они опускаются на землю так же, как у всех нас. Значит, если у него, как и у
нас, есть причины для опасений, то его страх ничем не отличается от нашего.
И вспоминается другое:
Ричард:
Накройте ваши головы: почтенье
К бессильной этой плоти - лишь насмешка.
Забудьте долг, обычай, этикет:
Они вводили в заблужденье вас.
Ведь, как и вы, я насыщаюсь хлебом,
Желаю, стражду и друзей ищу,
Я подчинен своим страстям, - зачем же
Вы все меня зовете "государь"?
Но Генрих идет дальше, и вдруг начинает звучать тема ответственности, до которой Ричард, кажется, просто не успел добраться (или добрался – но уже в темнице).
Король Генрих:
Все, все - на короля! За жизнь, за душу,
За жен, и за детей, и за долги,
И за грехи - за все король в ответе!
Я должен все снести. О тяжкий долг!
Близнец величия, предмет злословья
Глупца любого, что способен видеть
Лишь горести свои! О, скольких благ,
Доступных каждому, лишен король!
А много ль радостей ему доступно -
Таких, каких бы каждый не имел,
Коль царственную пышность исключить?
Но что же ты такое, идол - пышность?
Что ты за божество, когда страдаешь
Сильнее, чем поклонники твои?
Какая польза от тебя и прибыль?
О пышность, покажи, чего ты стоишь!
Чем вызываешь в людях обожанье?
Ведь ты не более как званье, форма,
Внушающие трепет и почтенье.
Тебя страшатся, а несчастней ты
Боящихся тебя…
… Ничтожный раб вкушает дома мир,
И грубому уму не догадаться,
Каких забот монарху стоит отдых,
Которым наслаждается крестьянин.
Наутро он скажет, что солдаты, не желающие сражаться, могу уйти. Прозвучит как эхо. «Солдат я не держу; пусть пашут, сеют/И пусть на их полях надежды зреют», - сказал другой король в немного других обстоятельствах. Обе эти сцены вдруг предстают вариациями одного и того же процесса – одинокий король на пустом пространстве, в окружении последних оставшихся соратников (англичане, столпившиеся вокруг Генриха, действительно выглядят жалкой кучкой обреченных), говорит с ними и с самими собой, ищет выход, точку сборки, опору, основу. Поэтому «Криспианов день» - монолог-откровение, монолог-обретение-силы – это слова короля, который вдруг перестал пытаться казаться королем и просто стал им.
Конечно, это был пост о том, с какой ювелирной точностью Доран довел тему до конца, как мастерски расставил акценты, провел параллели (где нельзя было словами - музыкой и светом), как ясно, хорошо, грамотно, логично закончил эту историю. В которой, я чувствую, еще много чего откроется и раскроется - мы ее, в конце концов, еще только один раз посмотрели.
URL записиВ первом отзыве я уже писала: в «ГенрихеV» Доран отсылал к «Ричарду» всеми доступными способами, разве что не говорил прямо: «Копать здесь!» То есть посыл был очень явным, но сразу не прочитался. Накрыло спустя день. Это была присказка.
читать дальше
«ГенрихV» стал эпилогом, завершением истории о сути власти, ее божественной предназначенности и ответственности за нее. Это была история… наверное, о Настоящем Короле. И подсказка давалась почти сразу: сценография и музыка – все в этом спектакле было совмещением концепций «Ричарда» и «Генриха IV». Нереальный неосязаемый Вестминстер и конкретные коричневые цвета одежд дома Болингброка. Музыкальная тема принца Хэла и – внезапно – ангельские хоралы, отсылающие к совсем другой истории.
Принц Хэл, решивший стать Настоящим Королем, начинает с того, что отрекается от всего человеческого в себе. Он ужасен, истеричен, неубедителен. Он до конца не уверен в том, что занимает трон по праву. Но оставшись наедине с собой накануне битвы при Азенкуре, он вдруг начинает смотреть внутрь себя, и внезапно – буквально на глазах у зрителя – обращается к себе-человеку.
Король Генрих:
Ведь, между нами говоря, король -
такой же человек, как я. Фиалка пахнет для него так же, как и для меня; небо
представляется ему таким же, как и мне; все чувства у него такие же, как у
всех людей. Если снять с него королевские его уборы, он окажется в наготе
своей обыкновенным человеком, и, хотя его стремления излетают выше наших,
они опускаются на землю так же, как у всех нас. Значит, если у него, как и у
нас, есть причины для опасений, то его страх ничем не отличается от нашего.
И вспоминается другое:
Ричард:
Накройте ваши головы: почтенье
К бессильной этой плоти - лишь насмешка.
Забудьте долг, обычай, этикет:
Они вводили в заблужденье вас.
Ведь, как и вы, я насыщаюсь хлебом,
Желаю, стражду и друзей ищу,
Я подчинен своим страстям, - зачем же
Вы все меня зовете "государь"?
Но Генрих идет дальше, и вдруг начинает звучать тема ответственности, до которой Ричард, кажется, просто не успел добраться (или добрался – но уже в темнице).
Король Генрих:
Все, все - на короля! За жизнь, за душу,
За жен, и за детей, и за долги,
И за грехи - за все король в ответе!
Я должен все снести. О тяжкий долг!
Близнец величия, предмет злословья
Глупца любого, что способен видеть
Лишь горести свои! О, скольких благ,
Доступных каждому, лишен король!
А много ль радостей ему доступно -
Таких, каких бы каждый не имел,
Коль царственную пышность исключить?
Но что же ты такое, идол - пышность?
Что ты за божество, когда страдаешь
Сильнее, чем поклонники твои?
Какая польза от тебя и прибыль?
О пышность, покажи, чего ты стоишь!
Чем вызываешь в людях обожанье?
Ведь ты не более как званье, форма,
Внушающие трепет и почтенье.
Тебя страшатся, а несчастней ты
Боящихся тебя…
… Ничтожный раб вкушает дома мир,
И грубому уму не догадаться,
Каких забот монарху стоит отдых,
Которым наслаждается крестьянин.
Наутро он скажет, что солдаты, не желающие сражаться, могу уйти. Прозвучит как эхо. «Солдат я не держу; пусть пашут, сеют/И пусть на их полях надежды зреют», - сказал другой король в немного других обстоятельствах. Обе эти сцены вдруг предстают вариациями одного и того же процесса – одинокий король на пустом пространстве, в окружении последних оставшихся соратников (англичане, столпившиеся вокруг Генриха, действительно выглядят жалкой кучкой обреченных), говорит с ними и с самими собой, ищет выход, точку сборки, опору, основу. Поэтому «Криспианов день» - монолог-откровение, монолог-обретение-силы – это слова короля, который вдруг перестал пытаться казаться королем и просто стал им.
Конечно, это был пост о том, с какой ювелирной точностью Доран довел тему до конца, как мастерски расставил акценты, провел параллели (где нельзя было словами - музыкой и светом), как ясно, хорошо, грамотно, логично закончил эту историю. В которой, я чувствую, еще много чего откроется и раскроется - мы ее, в конце концов, еще только один раз посмотрели.