Официальный канал NTA в ютубе опубликовал видео, на котором мы можем наблюдать реакцию Дэвида на посвящение ему в полноэкранном размере Отсюда: vk.com/dt_asylum?w=wall-64483458_40037
Фото из штаб-квартиры MARVEL сыпятся и сыпятся. Интернет - страшная сила! И его люблю. Но как бы не завопить аки Раджа из "Золотой антилопы": "Еще!!! Еще!!!! ... Еще!... Погоди... Пощади... ДОВОЛЬНО!" Это я к тому, что как бы не объесться.
Tom Brevoort @TomBrevoort I gave David Tennant a coveted No-Prize when he visited @Marvel recently (so that he'd maintain parity with Оригинал: twitter.com/DTForum/status/576063497760612352
Обе фотографии только что разместил в своем твиттере Дэн Слотт. Этот милый дядечка один из лучших авторов комиксов Марвела (SPIDER-MAN и SILVER SURFER).
...И я не только о том, что все-таки свершилось - я опять обновляю журнал. А о том спектакле, на который я сегодня попала - во-первых, попала (билетов нет и не будет, и я прекрасно понимаю почему), а во-вторых, сам спектакль. Впрочем, все эти чудеса связаны . В том числе и то, что в кои-то веки мой любимый актер играет в театре не в той пьесе, которую я ни читать, не видеть не хочу, а как раз наоборот... Дэвид Теннант и "Бесплодные усилия любви" по Шекспиру - это, господа, таки аццкая смесь. Вынос мозга путем полного щастья.
Кликабельно
Но по порядку.
В кои-то веки использовав служебное положение (и в течение всего двухчасового путешествия на поезде из Лондона в Стратфорд-на-Эйвоне, - а также несколько судорожных прыжков по этому милому, славному, игрушечному диккенсовскому городку, в котором, тем не менее есть все, от WH Smiths до Waterstones, плюс эксклюзивные конфетно-рождественские лавочки, в поисках пути от станции к театру *который еще и ремонтируется, так что спектакль давали "в здании за углом", - все еще не веря, что нам вот так прямо и выдадут билеты), я вдруг оказалась в третьем ряду партера.
читать дальше Причем, войдя в театр за 10 минут до начала представления, обнаружила, что не только большинство зрителей, но и парочка актеров уже на месте (как выяснилось по ходу действия - не просто кто-то там, а сам король Наваррский с подданным своим Лонгвилем - такой здоровый, крепкий и, скажем прямо, неутонченный в чертах лица детинушка, что я сначала грешным делом приняла его за кого-то из слуг ).
А едва мы успели усесться, к этим настраивателям гитары присоединился Сам, беззаботно помахивая бутылочкой, сверкая штанами-буфами (и ухитряясь выглядеть в них совершенно нормально и даже элегантно) - действительно такой худющий, как на экране, - и без лишних церемоний улегся на сцену, ногами в белых чулках к народу, головой к кулисам, вернее, к стволу роскошного дерева, увешанного гирляндами а-ля елочные, из которых, оказывается, получаются отличные листья. По крайней мере, листья сказочно-волшебного леса (встроенные опции: украшение, маскировка, втяжные и вытяжные функции )).
Слегка опомнившись от того факта, что я действительно вижу живого Дэвида Теннанта (и что он в реале действительно настолько неотразимо обаятелен и естествен, как в "Докторе" и "Казанове"), я вдруг сообразила, что тут такого странного происходит. А именно: публика молчала. Доброжелательно, спокойно, - но молчала. Ни тебе визгу, ни тебе топота, ни тебе радостного ржания - все это приберегли для собственно действия. А во время прелюдии - мирно и уважительно давали людЯм настроиться и не устраивали кошачьих концертов, давая всем понять, ради кого сюда, собственно, пришли. Представила себе, что было бы в краю родных осин с Хабенским, Домогаровым или Певцовым (или кто сейчас главный обожаемый) в подобной же мизансцене. Много думала.
А потом - потом началось.
Пересказом пьесы никого не буду оскорблять, как и объяснениями, что Бирон здесь - все-таки главная мужская роль, главный юморист, главный ум среди этих ошалевших от любви переростков , при этом главный лирик и оформитель в слова всего, что с ними там происходит.
Скажу только две вещи. Во-первых, Дэвиду, кроме как за игру, отдельное спасибо, что вытащил меня на такое замечательное представление. Где хороши были все и всё, до мелочей, включая тетеньку (размером где-то с ТЮЗовскую Ирину Соколову), исполнявшую роль пажа Мотылька и дурачившуюся так активно, что слабо бултыхавшиеся придирки в стиле "это же тетка!" и цЫничные вопли переученного сознания насчет извращенных намеков по поводу Армадо и его пажа подохли в зародыше где-то между их первой сценой и второй.
Сам упомянутый Армадо - это была отдельная песня (иногда в самом буквальном смысле: они вообще в очередной раз поразили культурой пения - все - и веселого, и нежного и, черт побери, стройного, независимо от тембров, но густота звука, исходившая из связок этого гигантского манЭрного кокЭта, расхаживающего на выворотных ногах и сводящего улыбки в стиле Гуинплена со страданиями а-ля немое кино-умножить-на-десять в такие гутапперчевые гримасы, что народ сливался в едином и непрекращающемся всхлипе, сделала бы честь любому оперному басу-баритону). *И когда в финале в этом похожем на фигуриста Руди Галиндо клоуне засияло настоящее, без всяких преувеличений, счастье, кульбит оказался впечатляющим, да*.
И ехидная Розалина. И жеманная Мария. И принцесса со взглядом и ухватками товарища Калугиной (она у нас госпожа им всем, али кто?) И толстый сластолюбец Бойе, знающий, где заткнуться и получающий вполне достаточно удовольствия от самого факта присутствия. И не обинующийся в выразительных жестах, абсолютно "шарнирный" в пластике, живущий активной эмоциональной жизнью Башка. И сумевший - не сказав и 15 слов за весь спектакль - создать четкое впечатление стоика-философа непрошибаемо-терпеливо переносящий окружающую суету Энтони Тупица, никогда никуда не торопящийся, ничему не удивляющийся и не способный дергаться по поводу чего бы то ни было. (Кто идиот - он или мир, вопрос не столь уж однозначный).
Кликабельно
И общая нескончаемость действия, настроения, существования всего и всех (фона среди присутствующих не было, все постоянно были чем-то заняты и реагировали всегда и разнообразно). И способность участников передать смысл ситуации без нажима и назиданий: то, что идея Короля насчет схимничества и аскетизма - полнейшая бессмыслица, видно уже по одному тому, с какой инфантильной радостью и важностью эта компания (вся, кроме Бирона) за нее хватается, от напыщенного Дюмена до умилительно-простодушного Лонгвиля (и вообще выразительность там на высоте по всей программе: сунули невысокому крепышу в руки гигантский талмуд, он повернулся к залу, глаза-врастопырку - и получился такой юный восторженный щеночек, просто глаз не отведешь).
Кликабельно
А когда его Наваррское величество и принцесса Французская впервые встречаются глазами - это ТАКАЯ ударная пауза, что МХАТ может начинать нервничать. Вот просто стоят и молчат, резко нарушив все нескончаемое слегка психованное веселье. Да и не надо больше ничего...
И некое эстетическое равенство (не путать с идеологией) по всему периметру спектакля: Король, охваченный корчит рожи, которые бы сделали честь деревенщине Башке; шут Армадо превращается чуть ли не в Ромео; несокрушимое жизнеприятие Тупицы оборачивается отражением естественности взрывного Бирона; а уж что творится на сцене в эпизоде явления "московитского посольства"...
Ааа, ребята, это был реальный отвал башки - кудрявые бороды *включая юного пажа*, причем у Драгоценного - ярко-рыжая; полубоярские шапки; танец имени Игоря Моисеева и Бони-М *от этой присядки мне чуть плохо не стало, но тут ее затмила высокая поддержка... Авер, Жулин, быстро в Стратфорд и ставьте новый номер с участием ВСЕХ персонажей Ледникового Периода! - это с одной стороны, а с другой перед нами предстала Гюльчатай сотоварищи *заморачиваться хилыми масочками эти дамы справедливо сочли лишним - и замотали головы верхними юПками, создав в сумме картину дружбы народов, единения культур и общего торжества хрислама... я отдыхала душой, не будучи обязана зажмуривать глаза на абсолютную узнаваемость "засекреченных"; и... господамы, там был медвед! мохнатый! на цепи! танцующий! не хватало только матрешек, гармошек, балалайки и водовки... И он махнул лапой и пошел прочь вслед за недовольным пажом, когда посольство позорно провалилось. И какая-то странная, щемящая нота в беззаботной радости и дуракавалянии - может, потому что они были все такие живые, некукольные, во всех преувеличениях и упражнениях на физическую ловкость, силу и гибкость, но когда в финале вдруг в черном явился Макреди с мрачным известием, это было почему-то в тему. Как будто что-то такое просто обязано было произойти, для равновесия. И игрушечная сова, пролетающая в финале по сцене между Бироном и Розалиной - это была правильная отсебятина...
Кликабельно
А во-вторых,.. ну, во-вторых, во-первых и во всех - сам Дэвид. Который, не устану повторять, был легок, ненатужен в любом движении, убойно смешон без напряга, легок до невесомости, возмутительно молод и пронзительно точен в каждой реакции. Чей Бирон являл собой какую-то невероятную смесь Фигаро, эльфа Пэка и при этом оставался шекспировским Бироном, в иронии своей более мудрым, чем товарищи, а в изворотливости ума почти юридической оказывающимся и смешнее их всех.
Который жил моментом со страшной интенсивностью (надо было видеть, какой начался фейерверк паники в "сеансе разоблачения" его любви к Розалине - там глаза реально выскакивали из орбит, а как он ел письмо... как он жевал, глотал и вызывающе смотрел на преследователей - пантелеевский "Пакет" отдыхает, - и как всю свою длинную фигуру умудрился сжать в один комок, явно полагая, что сейчас его будут бить) - и тут же, без перехода, уходил в вечное, мгновенно, как инструмент, настраиваясь на вдохновение в ответ на просьбу Короля оправдать их позорный провал в аскезе.
И то, что в тексте казалось остроумной софистикой и талантливой отмазкой, оказалось просто-таки песней во славу жизни и счастья, во имя естественности против сухой теории. Причем без всякого голосового форсажа, свободно и восхищенно, негромко и волшебно.
Ребята, он там реально гипнотический сеанс устраивает, такое нельзя сделать, не любя то, что делаешь. (И любя-то, не каждый сумеет). С безусловной убежденностью. Как о само собой разумеющемся. С благодарностью действительности и удивлением перед ней. Совершенно осмысленно, с ясностью в глазах и непрекращающейся жизнью всего лица...
А потом происходит встреча с Нею - и на лице нашего философа, шута и хитреца появляется блаженно-глупое, до полного гы-гы (и голос соответственный)... и какое-то беспомощное выражение. (Но на Розалину, со всей ее кошачьей беспощадной хищностью, не злишься. Потому что каким-то образом видно, что вся эта свирепость - от собственной паники. Чтобы не сорваться вот в такое же безголово-отчаянное "ух!", обратной дороги из которого нет. Она, бедняжка, совершенно не готова к такому ощущению. Ей реально страшно, что будет, если она скажет "да". Она ведь не со стороны всю эту ситуацию наблюдает. И Бирона видит лишь урывками. В отличие от нас. Потому и неведомо ей то, что видно нам - что любовь у него такая же настоящая, как и все остальное. Что этот человек вообще не притворяется *хотя и пижонит по полной программе *: не изображает серьезность, когда дурачится, не любезничает с тем, кто его раздражает *а уж когда любезничает, так с таким оскалом и таким рычанием, что ни о каких недомолвках и речи быть не может*. Он живет, как дышит. И, не попав эффектно брошенной шляпой на ветку дерева, откровенно корчит досадливую рожу... и машет рукой: ну, обломался, что уж тут).
В общем, все правильно, что только эти двое в конце остаются на потемневшей сцене на фоне грозди аграмадных светлячков в ее глубине (ну, лампы это, лампы, бра, ну и что?) И смотрят друг на друга так неулыбчиво-безнадежно, почти мрачно, если бы не было так ясно, что смотреть - не перестанут. И ждать - не перестанут, несмотря ни на что...
Короче, я не сунулась (может быть, и глупо) за кулисы по завершении этого всего. Не стала мешать отдыхать совершенно волшебным, не поленюсь повторить, нереальным людям.
А Теннант - совершенство и гений. Моторен, безусловен, летуч и владеет всеми актерскими стихиями, от бешено-игривой, до интенсивно-негромкой. (Ах, это его сидение на дереве, наблюдая, как влопались все остальные. И охотничье-робингудовское выражение на глазах ЕЩЕ заостряющегося лица, когда сотоварищи пускаются в лицемерие *кажется, он совершенно искренне сам забывает, что и сам хорош* )). И плевать мне, что я звучу как истеричная фэн-девочка. Сто лет такого НЕразочарования не испытывала. Ура, товарищи. Не все репутации незаслуженны.
(А если они этого хотя бы для внутреннего пользования не запишут - то не редиски даже, а просто геростраты какие-то...)
Всё. Уф.
В дополнение от редакции. Два подпольных видео со спектакля (принадлежащих не автору рецензии) - начало и конец.
Прелесть: На каждый великий пост, немецкая евангелическая (т.е. лютеранская, протестанская) церковь объявляет какой-нибудь девиз по типу "Семь недель без..." - и еда ни при чем. Что уже было:
2014 "7 недель без чужого влияния - думай только своей головой и никого не слушай" 2013 "7 недель без осторожности! Давай рискнем!" 2012 "7 недель без гонки за совершенством - и так сойдет!" 2011 "7 недель без отговорок. Сразу признаваться - это был(а) я" 2010 "7 недель без застенчивости - походи поближе!" 2008 "7 недель трат - кончаем экономить!" 2009 "7 недель быстрого действия - не тормози!"
Вот это я понимаю, пост. Так что если хотите присоединиться - в этом году девиз: "Вы прекрасны. Семь недель без опускания себя и других".
"Гамлет" - наверное, самая почитаемая в каноне пьеса, наверное, самая известная. Но не существует такой вещи, как "точная" постановка, может, потому, что нет такой вещи, как точный текст.
Первое опубликованное издание пьесы, "первое кварто", содержит строки вроде "Быть или не быть. Да, вот в чем суть", и обычно называется "плохим кварто". Этот текст короткий: тут около 2200 строк (чуть длиннее, чем "Макбет" или "Буря"), но он примерно в половину короче, чем следующее издание, "второе кварто", содержащее 3900 строк. Должно быть, Шекспир постоянно переписывал пьесу, пока она была в репертуаре труппы, поскольку ко времени, когда его друзья актеры опубликовали полное собрание сочинений после его смерти ("первое фолио"), текст был сокращен и значительно переработан.
Он и представить не мог, что пьесу можно поставить в полном варианте, ведь представления в Глобусе начинались в два часа дня и должны были заканчиваться к четырём-пяти часам; поэтому, возможно, он подготовил издание для библиотеки, просто для удовольствия поклонников, что-то вроде режиссерской версии в киноиндустрии.
Впервые в полной версии (версия "Фолио") пьеса была поставлена Франком Бенсоном здесь, в Стратфорде, в 1899 г. Они играли до конца «сцены в покоях [королевы]» днём, а потом показывали оставшуюся часть пьесы вечером. Первый Шекспировский марафон!
После полудня в первый день репетиций мы посещаем Центральную шекспировскую библиотеку на улице Хенли в Стратфорде-на-Эйвоне, где главный библиотекарь Сильвия Моррис вручает труппе для ознакомления копию первого фолио, принадлежащую RSC (Королевской шекспировской труппе).
Первая страница - моя любимая: список актеров, что играли в постановках. После Шекспира идёт Ричард Бёрбедж, первый Гамлет; дальше по списку Джозеф Тейлор, который заменил Бёрбеджа после его смерти, положив таким образом начало длинному списку актёров: Беттертон, Гаррик, Кембл, Кин, Микриди, Ирвинг, Гилгуд, Оливье - вплоть до Дэвида Теннанта.
Неделя вторая: Круглый стол
На второй неделе мы сидим за столом, раскрывая текст слово за словом, строчку за строчкой. Вся труппа читает пьесу по очереди, сцену за сценой, и потом излагает каждую строку своими словами.
Возможно, это выглядит утомительно, но это показывает, как легко решить, что понимаешь, что эти слова означают, и как трудно быть достаточно конкретным. Иногда это разбивает предрассудки вдребезги, иногда подтверждает их. Порой кто-нибудь предлагает запоминающийся "перевод"; Андреа Харрис с завидной аллитерацией переводит слово "шарлатан" [Mountebank] как "поставщик наркоты" и, обличая свои арканзасские корни, превращает "мечтателя" [John-a-Dreams] в "негодяя" [Who-hit-John-and-run]*. Очень быстро наше коллективное знание пьесы углубляется. Никто не читает свои слова и не комментирует собственного персонажа.
Иногда возникают большие разногласия. У нас под рукой есть все возможные редакции пьесы, чтобы принимать во внимание различные трактовки редакторов. Однако редакторы часто не разъясняют именно то, на что хотят пролить свет актеры.
К пятнице мы прочитали всю пьесу от начала до конца, и вся труппа в полной боевой готовности.
Процесс выявляет образы и описания, которые можно легко пропустить, как, например, шекспировское описание того, как Клавдий обращается с Розенкранцем и Гильденстерном: "он [Клавдий] держит их, как обезьяна орехи, за щекой: раньше всех берет в рот, чтобы позже всех проглотить". Это шокирующее, метафизическое, почти абсурдное описание. Работа на репетициях будет заключаться в том, чтобы испытать и "освежить" образы, подобные этому.
В качестве небольшой разгрузки после всей умственной работы мы смотрим эпизод Симпсонов, в котором Барт играет Гамлета. Над его кроватью висит постер, на котором написано "Датчане: меланхолия во всем" ['Danes do it Melancholy']. www.isthisitmodelsreview.com/wp-content/uploads...
Роберт Джонс, дизайнер, и Кристина Роуланд, наш художник по костюмам, начинают обсуждать гардероб с членами труппы. Помощник режиссера, Крессида, и некоторые актеры представляют отрепетированное чтение "Наказанного за братоубийство" ("Fratricide Punished"), немецкой версии "Гамлета", в которой есть особенно смешное описание того, как Гамлет ускользнул от пиратов. Возможно, это фрагмент "Ур-Гамлета", авторство которого иногда приписывается Томасу Киду, которого Шекспир "переписал".
_________________ * Выражение из монолога Гамлета (Акт II, вторая сцена), которое Пастернак перевел с использованием глагола "слоняюсь в сонливой лени", вообще обозначает действительно мечтателя. Американская актриса Андреа Харрис использует идиому 'hit and run', которая может означать и водителя, который скрывается с места аварии, и короткий перепихон. "Тот, кто вмазал Джону и свалил" можно перевести ее Who-hit-John-and-run ))
Неделя третья: Анализируем пьесу
На этой неделе мы прорабатываем пьесу медленно, сцену за сценой. Это дает возможность каждому изучить свои отношения с другими и выбрать строки, которые надо будет убрать или поспорить о том, чтобы их оставить.
В итоге этого процесса мы пересматриваем влияние нового короля, Клавдия, на Данию. В отличие от своего воинственного предшественника, отца Гамлета, который вызвал старого короля Норвегии на поединок и не мог удержаться от того, чтобы "при ссоре с выборными Польши", "из саней их не вывалить на лед"* Клавдий смог избежать войны с Норвегией только благодаря дипломатическим усилиям. В итоге, Вольтеманд и Корнелиус (Корнелия в нашей постановке), которых мы вырезали, вернулись в пьесу, как и главный герой Фортинбрас.
Терри Кинг продолжает работать над поединком Гамлета и Лаэрта. Они работали каждое утро по полтора часа в течение первых двух недель, чтобы набросать структуру. Теперь будут регулярные сессии вне репетиционного зала.
Работая над третьим актом, мы подобрались к самому известному монологу: "Быть или не быть". Почему он здесь? Почему после того как Гамлет находит такое вдохновение в слезах Актера над Гекубой, когда он решает задеть совесть короля "Мышеловкой", он погружается в такую трясину уныния и фатализма? Ответ приходит сам собой: в "первом кварто" этот монолог появляется во втором акте, и это первый раз когда мы видим Гамлета после встречи с духом его отца и после рассказа Офелии о появлении обезумевшего Гамлета в ее покоях. Мы пытаемся применить эту структуру.
___________________________________________ * Пастернаковский перевод строчки, которую цитирует Доран. Но Доран использует, вероятно, намеренно, не общепринятый вариант, а скорее его интерпретацию: в оригинале "he smote the sledded Polacks on the ice"; у Дорана "he was not above sledding his pole-axe on the ice".
Неделя четвёртая: На ногах
На этой неделе мы наконец начали репетировать пьесу на сцене. Составили базовую композицию сценического пространства, и действие начало буквально продвигаться самостоятельно. Чтобы постановка была подвижной и "текучей", мы используем минимум реквизита.
Постановщик сценического движения Майкл Ашкрофт начинает работать над пантомимой, а мы пытаемся выяснить разницу между ней и пьесой в пьесе. В процессе изучения постановки мы приходим к выводу, что внимание зрителя должно быть сконцентрировано на Клавдии и Гертруде. Именно они должны быть на виду.
Во вторник мы впервые репетируем на сцене Cortyard Theatre. Зрительный зал ярко освещён, так что мы не видим лица актёров; действие должно осуществляться посредством их голосов. Сесиль Берри, звукорежиссёр Королевской Шекспировской Компании, внимательно наблюдает и слушает, сидя в конце зала. Она указывает на то, чего нам необходимо достичь в этом нелёгком деле: каждый в труппе должен абсолютно точно знать, о чём он говорит; но с Шекспиром недостаточно знать только буквальное значение. Его сила передаётся через ритм и звучание языка, "звук должен быть эхом смысла".
Но нужно решать и более обыденные проблемы: например, определить, когда прервать спектакль на антракт. У Шекспира антракты не были предусмотрены, но в наше время они необходимы и для зрителей, и для владельцев буфетов. Итак, куда вставить антракт? Может, после пьесы в пьесе? Но это бы прервало ту яркую и динамичную сюжетную линию, что ведёт через "сцену в покоях [королевы]" до отъезда Гамлета в Англию, верно? До пьесы? Слишком рано, не правда ли? А может, сделать два антракта? Один - когда Гамлет решает не полагаться исключительно на свидетельство Призрака и установить "Мышеловку"; а другой - прямо перед сценой "а дело не стоит выеденного яйца", когда Гамлет становится свидетелем идущей на Польшу армии Фортинбраса и наконец решает принять свою судьбу. Но так длинный вечер станет ещё более длинным. Так где же наилучшее место для клиффхэнгера?*
_____________________________ * Как известно, в спектакле Доран устроил клиффхэнгер прямо посередине строки "Он молится. Какой удобный миг! / Удар мечом, - тут как раз наступал антракт - и он взовьется к небу".
Неделя пятая: Сцена сумасшествия
В 1579 году девушка по имени Кэтрин Гамлет утонула в реке Эйвон в Тиддингтоне, чуть выше по течению от Стратфорда. Шекспиру было пятнадцать лет. Мариа Гейл, которая играет Офелию, и я навещаем место, где это должно было произойти, судя по протоколу суда того времени.
Потом мы прогуливаемся вдоль реки, мимо ив, посаженных вдоль реки. В одном месте выросли высокие пики фиолетовых цветов. Это ятрышник из венка Офелии, который описывает Гертруда. Он растёт на берегу среди колючей крапивы (другой из трав, среди венка Офелии). Мы понимаем, что если Мариа попыталась бы собрать ятрышник, крапиву, ромашки, калотропис, розмарин, фенхель, анютины глазки и руту, которые она собирает как дань умершему отцу (похороненному кое-как в поспешной секретности сразу после его убийства) в воображаемый погребальный день, то её кожа быстро запачкалась бы, покрылась царапинами и покраснела от колючек. Возможно, так стоит сыграть в сцене безумия.
Эллен Терри, которая играла Офелию в паре с Генри Ирвингом, была, пожалуй, первой актрисой, посетившей сумасшедший в целях исследования безумия персонажа. Этот почин, кажется, достиг своего апогея, когда в 1989 году RSC отвезла Гамлета Марка Райлэнса в Броадмур, больницу для душевнобольных преступников, чтобы понаблюдать за заключенными.
Мы договорились, что каждый раз, когда мы будем репетировать сцену безумия, другие актёры не будут знать, как мы сводим Офелию с ума, что провоцирует её. Что для неё имеет смысл, другим должно казаться безумием. Кто-то однажды сказал, что безумие, это когда люди перестают пытаться вас понять.
Тем временем, солдат-швейцарцев Клавдия обучают азам воинской дисциплины старший сержант "Роббо" Робертсон и сержант Ник Кассвелл из местного отделения территориальной армии.
Неделя шестая: Возвращение к началу пьесы
Возникло много вопросов, требующих ответов. В тексте позволительна двусмысленность, но актёры не могут её сыграть. Мы должны выбирать. Вот в чём разница между чтением пьесы и её постановкой.
Когда у Клавдии и Гертруды начался роман? Было ли это перед смертью старого Гамлета? Это поэтому Призрак обвиняет их в супружеской измене?
Почему Гамлет прячется под маской шутовства?
Понимает ли Гамлет, что его подслушивают в сцене в монастыре?
В самом ли деле Клавдий обличает свою вину в реакции на "Мышеловку", или это только воображение Гамлета, и что думает Горацио?
Почему Призрак появляется в «сцене в покоях Королевы», и какое влияние это оказывает на его старую семью? Предотвращает ли он нападение сына на его мать? Это ли его намерения? Почему Гертруда не видит призрак, если, в конце концов, простые солдаты, вроде Бернардо и Марцелло видят?
Почему Гертруда, кажется, не побежала на помощь Офелии, когда та тонула?
Почему Шекспир вкладывает приглашение на дуэль в уста такого назойливого персонажа как Озрик?
Когда Гертруда понимает, что кубок отравлен?
У нас не на всё есть ответы, но, возможно, мы хотя бы задали правильные вопросы.
Неделя седьмая: Прогон
Мы начали репетировать части вместе. В темпе - чистота мысли. Если мы все задумали правильно, пьеса будет быстрой и беспощадной. Едва мы начали играть части, пять отдельных дней, в течение которых происходит пьеса (с учетом различных временных сдвигов) начали становиться на свои места. После прогона Сесиль Берри говорит, качая головой: "Это все так по-человечески".
Мы изучили историческую подоплёку (списан ли Полоний с лорда Берли, главного министра королевы Елизаветы? Является ли Гамлет автобиографическим портретом графа Оксфордского?). Мы спорили о политике пьесы. Это крайне опасный мир гипер-надзора, в котором сам Гамлет, кажется, в основном с политической точки зрения не заинтересован.
Мы погрузились в психоанализ отравителей, и отвергли фрейдистский анализ «сцены в покоях Королевы» точки зрения эдипова комплекса. Но чтобы вернуть пьесу каждому из нас, чтобы позволить ей соприкоснуться с нашей собственной жизнью, и чтобы ещё сильнее приблизиться к ключевому вопросу о нашей собственной смертности, поднятому в пьесе, нам предстоит ещё много над чем поработать.
Техническая неделя
На следующей неделе мы перебираемся из нашей безопасной репетиционной в Courtyard Theatre. Внезапно тут будет большая площадка, освещение, звуковые эффекты, костюмы, костюмеры и парикмахеры, и вся сценическая команда, и команда по реквизиту, и группа, и музыкальные знаки, и рабочий на колосниках для автоматики в наличии, и работа с воздухом, и фотограф постановки, и огромный зрительный зал, и с первого показа в четверг, - тысячи людей в нем. В понедельник утром невозможно было поверить, что мы вообще сюда попадем!
Иллюстрации отсюда (идите в пост-оригинал - прим. о_е). Там есть еще )) [Перевод: Марина Резникова, Анна Киршина, Анастасия Королева]
Пишет Кафка Грефневая (vardanna) 2014-01-26 23:50:00
«РИЧАРД II». СПЕКТАКЛЬ О КОРОЛЕ, АКТЕРЕ, ЧЕЛОВЕКЕ
Вчера в Лондоне, в зале «Барбикан» последний раз был сыгран спектакль «Ричард II» Королевской Шекспировской компании. 10 октября начали в шекспировском театре в Стратфорде-на-Эйвоне, потом были три с половиной месяца почти ежедневных спектаклей (иногда – дважды в день). Теперь «Ричард» будет жить на киноэкранах, чуть позже – на дисках, и уже навсегда – в истории британского театра. Тут и сомневаться нечего.
Режиссер Грегори Доран (один из главных постановщиков шекспировских пьес в Англии) использует все имеющиеся у театра средства воздействия на зрителя. Всё подчеркивает величие и значимость происходящего, и поэтичность, и драму, и образность, и человечность. Лаконичная, создающая удивительный эффект сценография: вместо задников здесь с колосников свисают дождем серебристые тонкие цепи, на которые проецируются картины – величественные, наполненные глубокой синевой и отблеском свечей готические своды Вестминстерского аббатства; пылающий закат; дворцовый гобелен с оленем; спутанные клубки терновника. Цепочки чуть покачиваются и вращаются вокруг своей оси, и от этого картины кажутся глубокими, трехмерными. Костюмы, стоящие хорошего фильма с крупными планами. Живая музыка – духовые инструменты и женский вокал, мелодии, возвышенно-прекрасные или вдохновляющие на деяния, отсылающие к ранней средневековой музыке – и духовной, и придворной. Они так важны для создания атмосферы спектакля, и так хороши в своем деле, что на каждом спектакле не только зрители, но и сами актеры аплодируют им, стоящим в нишах верхнего яруса. Мизансцены безупречны все до единой – настолько, что хоть в рамочку каждую, и на стену, чтобы каждый день любоваться. И изучать, как в сценическом пространстве работает принцип золотого сечения.
Актерские работы превосходны, изумительны. Как английские актеры любят своих героев, понимают их и сочувствуют им – это отдельная история, и прекрасная! И все же, при блестяще сделанных ролях старого Гонта и Йорка, герцогини Глостерской, Королевы, фаворитов короля, эпизодических садовников… это спектакль Короля Ричарда. Так написана эта трагедия, так она поставлена Грегори Дораном и так она сыграна Дэвидом Теннантом.
Его Ричард – актер до мозга костей, подлинно артистическая натура. В этом и беда его (слишком долго мир был для него сценой, игрой, и, кажется, ему представлялось, что гибель и поражение в его игре могут быть только понарошку), и сила: именно дар игры позволил ему с таким достоинством проиграть корону.
Ричард намеренно театрален. Себя он несет, как драгоценность, которой позволено любоваться. Любит эффектные, драматические появления и уходы; как признанная прима, он ждет реакции публики на каждый свой жест. Принимает картинные позы, держит скипетр на сгибе локтя так, чтобы окружающие могли любоваться изящным запястьем и длинными пальцами с вызолоченными ногтями. Выдерживает драматическую паузу на поединке Болингброка и Моубри, подгадывая бросок скипетра на кульминационный момент – когда мечи уже скрестились и зазвенели, но еще не предугадать, кто из противников возьмет верх в этой сцене. И Ричард оставляет это право за собой, отодвигает на второй план мужчин, ставящих на кон свои жизни, превращает их бой в свой бенефис. И милостиво принимает подтверждения того, что одно его слово вернее решает судьбы других людей, чем все усилия статистов этой пьесы. Не будучи еще ни милосердным, ни снисходительным, он играет и то, и другое.
О, как свободно, как естественно он чувствует себя в роли живого божества, сияющего идола, вызывающего восторг и, как он верит в свою игру, в созданный образ, как жаждет поклонения! Он и сам в восторге от себя. Какой дивный жест (почти зарезанный при монтаже видеоверсии, к сожалению) он демонстрирует в своих покоях, когда ему подносят зеркало: он с показной небрежностью поправляет роскошные локоны, бегло, и все же с жгучим, едва скрываемым любопытством удостоверяясь с отражением – да, точно, хорош, чертовски хорош! Кажется, ему не хватает настоящих сильных переживаний в жизни, и он добирает драматизма и эффектности организацией театра с собой в главной роли.
Пока он на троне, его шутки высокомерны, язвительны и обращены на окружающих. Он бросает их, глядя сверху вниз, ни на мгновенье не забывая о своем превосходстве. Шутками - колкими шпильками, словесными играми он заполняет то время, которое иначе было бы отдано рутине, скуке или раздражению. Но после падения его ирония становится ширмой для горечи и боли. Смеется и играет он теперь буквально чтобы не заплакать. Потеряв трон, страну, друзей он вновь иронизирует – едко, до сарказма, только теперь уже не над окружающими, а все больше над собой и своей судьбой.
Вся сцена с зеркалом, в котором он хочет увидеть, как изменилось его лицо после отречения – это насмешка над собой, сохранившим красоту, не покрывшимся морщинами от горя, не потемневшим от слез. И едва завуалированное, почти открытое признание в том, что произошло с его душой.
То, как Ричард отдает и все никак не может отдать корону Болингброку, было бы превосходной комедией, если бы за этим не было столько скорби и последнего отчаянного желания хоть ненадолго вернуть ощущение, что это он и только он режиссирует происходящее.
Да, его мужества и силы духа хватает на то, чтобы шутить. Вместо того, чтобы заламывать трагически руки, он приседает перед Болингброком в хулиганском, издевательском книксене. Прямо намекает тому, какое страшное преступлении тот совершает, вынуждая короля совершить отречение, на мгновение являясь окружающим распятым Христом: выходит в свет в длинной светлой сорочке с широкими рукавами, с разметанными по плечам прядями, раскидывает руки, достойно и смиренно смотрит не на окружающих, а будто в вечность. Униженный, претерпевший, принявший свой крест и этим возвысившийся до недосягаемых пределов Иисус, стоящий среди гонителей и фарисеев. О, Ричард великий актер! Он знает, как сильна эта сцена, какое впечатление она произведет на окружающих, как дрогнут сердца тех, кто не до конца уверен в справедливости происходящего. Но, еще не опустив руки, еще стоя в луче света как явившийся Спаситель, он с досадой и насмешкой фыркает, и «выпрыгивает» из образа святого жертвенника, всплескивает руками, разрушает магию момента брезгливым и раздраженным «яаууу»… Мол, да ладно вам, вы же не подумали, что бедный осмеянный Ричард – и вправду новый Христос? И этот момент, вызывающий то недоумение, то усмешку наблюдающих – на самом деле горестное, отчаянное признание Ричарда самому себе: он хотел быть живым божеством, он чувствовал в себе внутренние силы и красоту натуры, чтобы осуществить это - но растратил свой свет и умение очаровывать, вести за собой на что-то совсем другое, внешнее, глупое. И сейчас он искренне считает недостойным, неприличным примерять на себя терновый венец. «Извините, это была дурная шутка. Я не так хорош, чтобы рядиться в невинную жертву», - играет подтекстом к этому переходу от патетики к кривлянию Ричард-Теннант. И ровно в этот момент воистину становится жертвой. Ибо в самом сердце все понял про себя и раскаялся, а раскаявшись и изменившись необратимо, стал неподсуден. Теперь он всем нутром понимает то, что проговаривал, пытаясь осмыслить, несколькими днями ранее.
Почтенье к бессильной этой плоти - лишь насмешка. Забудьте долг, обычай, этикет: Они вводили в заблужденье вас. Ведь, как и вы, я насыщаюсь хлебом, Желаю, стражду и друзей ищу, Я подчинен своим страстям, - зачем же Вы все меня зовете "государь"?
Грегори Доран дописал Шекспира. И – удивительное дело, не навредил этим пьесе. А изменение, которое он привнес в пьесу – важнейшее. Доран «назначил» убийцей короля другого человека. И не просто «другого». Вместо эпизодического сира Экстона, который и введен-то в пьесу был, кажется, исключительно для того, чтобы зарезать Ричарда и в этом поддержать одну из исторических версий гибели короля, в спектакле в темницу с ножом в руке входит Омерль. Юный кузен короля, тот самый Омерль, который был искренне предан Ричарду и рыдал, видя своего государя и друга отчаявшимся, теряющим последнюю надежду, буквально смотрящимся в могилу. В шекспировском «Ричарде» Омерль – персонаж вполне однозначный. Сторонник короля, который сочувствует его падению, после отречения Ричарда и коронации Болингборока примыкает к заговору против нового монарха, разоблаченный собственным отцом, отказывается от дальнейшей мести - в благодарность матери, вымолившей ему прощение, и из страха за свою жизнь. Добрый чувствительный молодой человек, который один раз в жизни рискнул совершить что-то дерзкое (да даже не совершить, а подумать о возможности такого дела), но, потерпев неудачу, навсегда ушел в тень, понимая, что большие свершения ему не по зубам. В спектакле именно он, а не Болингброк, оказывается антагонистом Ричарда. Если король из заблуждений и насмешливого лицедейства поднимается до подлинного мужества, то Омерль из простого честного юноши на том же самом пути, пройдя через те же события, превращается в труса и предателя. Хотя именно он, Омерль, первым получил урок достойного принятия своей судьбы. Эта сцена в конце первого акта – одна из самых сильных в спектакле, буквально бьющая под дых зрителю. Ричард, узнав, что ему изменили ВСЕ (а кто не изменили, те погибли), и что неминуемо низложение, растравляет свою боль, еще по-актерски драматизирует, украшая свое страдание жалостливым, самоуничижительным монологом.
Что ж королю прикажут? Подчиняться? Он подчинится. Иль его сместят? И этим тоже будет он доволен. Он должен титул потерять? Бог с ним! Готов сменять я свой дворец на келью, Каменья драгоценные - на четки, Наряд великолепный - на лохмотья, Резные кубки - на простую миску, Мой скипетр - на посох пилигрима, Весь мой народ - на грубое распятье, И всю мою обширную страну - На маленькую, тесную могилку, На тесную убогую могилку. А то пускай проезжая дорога Мне будет кладбищем, чтоб мой народ Вседневно попирал чело монарха: Уж раз он мне живое сердце топчет, - Пусть топчет погребенное чело!
Он сам себе это говорит, себя терзает, даже не задумываясь, что он не один здесь в эту минуту. И вдруг замечает, что Омерль – единственный оставшийся безоговорочно верный ему человек - горько, отчаянно плачет в ладони оттого, что ему, Омерлю, за него, Ричарда, невыносимо больно. И взгляд Ричарда меняется мгновенно: от самоуглубленной, самоупивающейся скорби – к секунде растерянности (что я наделал своими горестными стонами, болван!) и к живой человеческой боли. Секунду назад он разговаривал с вечностью. Он – король, видел своим собеседником разве что Великий Неумолимый Рок, судьбу. И тут он открывает для себя, что сочувствие человека – стократ важнее воображаемых жестов судьбы. И в глазах Ричарда – нежная благодарность Омерлю и за его сострадание, и за то, что помог ему пережить этот колоссальный экзистенциальный опыт, и сожаление (возможно, первое в жизни), что его беды принесли столько горя кому-то другому. И Ричард целует плачущего Омерля, смело и крепко, желая утешить, и наполнить эту минуту человеческим теплом, и отчаянно ища не-одиночества. Этот поцелуй, конечно, не о желании чувственного наслаждения и не о сексуальном влечении. Он – о том, как в минуту высокого страдания королю Ричарду открылась, наконец, радость и спасительное начало любви и со-чувствия человека к человеку. Потом он прижмет плачущего юношу к груди, будет тихонько гладить по волосам (все, дружище, давай достойно примем все невзгоды), а сам он, баюкающий слабого мальчика, будет спокойным, печальным и уже очень, очень сильным и взрослым, несмотря на всю свою печаль. И хотя в этот момент ему на самом деле намного страшнее и горше, чем Омерлю, он почти явственно светится этой обретенной внутренней силой.
И вот этот Омерль, увидевший Ричарда в момент его настоящего пробуждения и взросления, получивший возможность оценить в день отречения, как достойно и мужественно можно принимать удары судьбы, и рискнувший даже примкнуть к заговорщикам, чтобы вернуть Ричарду трон, сломался, едва был разоблачен. Униженный, он ползает на коленях перед Болингброком, надеясь на помилование. А потом, получив его, идет в темницу и убивает Ричарда. То ли от стыда за свою слабость, который будет жечь его до тех пор, пока жив тот, кто в его присутствии нашел в себе силы и чувство собственного достоинства совсем иначе принять поражение всех планов и угрозу жизни. То ли из ребяческого энтузиазма доказать Болингброку, что он отступился от Ричарда не только на словах, но и на деле. То ли от того и другого вместе. Так или иначе, история Омерля оказывается историей предательства вдвойне. Если Болингборок и мятежники свергали короля (они и знали только Ричарда-короля), то Омерль убил Ричарда-человека, того, кто доверил ему единственному увидеть нежное и мягкое в его сердце. И если Ричард, пусть в шутку, пусть всего на несколько секунд, сравнивает себя с принесенным в жертву Христом, то Омерль и в самом деле оказывается тем Иудой, предательство которого тем ужаснее, чем теплее был поцелуй.
Теннант сыграл о том, как становится ЧЕЛОВЕК. Ричард отказался от роли короля – из милосердия, чтобы не лить понапрасну кровь простых солдат. Он отверг идею предстать Богочеловеком, требовать прав Помазанника Божия – потому что сам не простил себе прежние грехи. Но он обнаружил в себе, стал, явился ЧЕЛОВЕКОМ. И нашел в себе силы и мужество не унизиться и не потерять обретенное, прося взамен этой человечности власть, свободу и даже жизнь. Теннант, играя Ричарда, провел его от упоения мишурой парчи и золота, от безусловного, не подлежащего сомнению восприятия собственной исключительности - к пониманию себя настоящего, к трезвой оценке себя и жизни, к пробуждению человеческих качеств, вызывающих уважение. И все это движение, высвобождение души и характера - на крупных планах, без патетики и аффекта. Со всей откровенностью, которая только возможна, когда твой герой - прирожденный артист.
P.S. В самых значимых британских проектах эта тема – что делает человека ЧЕЛОВЕКОМ и как это достигается - уже настолько очевидно центральная, что остается сделать вывод: английское искусство сегодня сознательно посвящено идее гуманизма, его обозначения и воспитания, если хотите. И это - радостное открытие.
Длинные отзывы я пока писать не готова - потому что при том объеме пережитого и перечувствованного, который случился, писать нужно несколько часов - всерьез так, без дураков, а тут уже даже по местному пятый час ночи, а по Москве, на которую пока настроены биологические часы, вообще девятый час утра. Спать не хочется - но надо, потому что завтра мы еще многое хотим увидеть)) Прямо с утра))
Из того, что все же просится быть сказанным:
О "Кориолане": - Довольно много режиссерских "авосьитаксойтет", когда режиссер, кажется, даже себе не может объяснить, зачем нужен вот этот персонаж или не придумывает "подпорок" для актера, даже понимая, что он... ну, не достаточно хороший актер, чтобы сохранять себя включенным в спектакль в те моменты, когда он не говорит, а только слушает (или, на самом деле, даже не слушает) продолжительный монолог (обращенный, на минуточку, к нему); - Все фанатские отзывы о гомоэротическом подтексте спектакля - чушь собачья. Зрители-дети условных паспортных 20+, начитавшись лютого слэша, окончательно разучились отличать сексуальное влечение от экстатического восторга перед человеком-личностью, человеком-явлением, которого (когда он сам позволяет), хочется вобрать в себя, как причастие, и со священным восторгом побуждает прижаться сомкнутыми губами почти в религиозном поклонении к щеке, руке или куда придется - как с эйфорическим счастьем касаются чего-то явно чудесного и по определению высшего. Авфидий целует Кориолана именно так - находясь в затяжном экстазе оттого, что обожаемый гений войны сам пришел в его дом и предложил содружество - Авфидий мог бы поцеловать носы его тяжелых солдатских ботинок, но щека оказалась ближе. - Зато ни один фан не написал, насколько горяча и откровенна сцена разговора Кориолана с женой, когда она пришла его молить отказаться идти с вольсками на Рим. Женщина опускается на колени к мужчине, целует его в губы открытым ртом, с нежностью и упоением, дыша все глубже и ритмичнее скользит ладонями по его лицу, волосам, шее, воротнику одежды, попадая пальцами под воротник, соскальзывает ладонью к локтю, уже настойчиво и требовательно пробегает рукой по предплечью и запястью... Поскольку рука мужчины лежит на его колене, пальцы женщины в считанные секунды с предплечья и ладони мужчины падают на его бедро, настойчивым, сильным рывком с внешней поверхности бедра передвигаются на внутреннюю и начинают движения к паху. Мужчина, чтобы посторонние не видели этих движений, накрывает руку женщины своим широким плащом, но судя по ее лицу, отстранившемуся, погрузившемуся в себя, в ощущения на кончиках ее пальцев, она не собирается останавливаться там, под плащом, и через пару секунд мужчина выдыхает низко и хрипло, отстраняясь от нее сначала тазом, и только потом всем телом (поддаться ей сейчас - значит проиграть), вскакивая и все еще неровно дыша.., это вот совсем не эротика. Угу. - За то, что не проспойлерили подробности сцены гибели Кориолана - спасибо. Я тоже не буду. Потому что, думаю, такое сокрушительное воздействие она может произвести именно если не знаешь как это будет. Скажу только, что никогда еще в театре не видела настолько физиологичной и натуралистичной смерти. После этой сцены несколько минут гулко и больно пульсирует в подушечках пальцев - при том, что тела вообще почти не чувствуешь, только мурашки. Культурный шок до физиологической встряски, да. Именно оттого КАК это сделано. - Том Хиддлстон играет человека такой внутренней мощи и силы (еще раз, акцентированно - такой СИЛЫ И МОЩИ), что невольно вспоминается пушкинское "Выходит Петр. Его глаза сияют. Лик его ужасен. Движенья быстры. Он прекрасен. Он весь, как божия гроза". Вот! Это - оно. Про Хиддлстона в роли Кориолана. Он кажется огромным, колоссальным, существом другого биологического вида, настолько внутренний масштаб крупнее всего и всех вокруг. И сыграть эту огромность со всей яростью, непримиримостью, вспыльчивостью, язвительностью и иронией - актерский дар особого свойства. Это можно попытаться объяснить: да, сам собой высокий, под метр-девяносто, да, в соответствии с характером героя ходит прямой и гордый, с вскинутым подбородком и развернутыми широкими плечами, и каждый шаг заряжен большим внутренним импульсом, как будто он из тех, кто землю вертит ногами. Но он огромен и когда смиряется и становится на колени, раскидывая руки и отклоняясь корпусом назад - уязвимая поза, ничего не стоит опрокинуть. И когда сидит к кресле, не мигая глядя куда-то дальше жизни. Он настолько больше, наполненнее, живее обычного человека, насколько больше и сильнее кажется столб пламени такого же по высоте снопа соломы. - А спектакль получился о том, к каким чудовищным жертвам приводят эгоизм и амбициозность матерей, которые хотят упиться сыновней славой, видя в ней свой заслугу, но не желают или не умеют увидеть, какой будет расплата за эту славу со стороны этих самых любимых сыновей, взращенных в драконов. Эти на компромиссы не идут, эти - идут на смерть. А матерям все кажется, что вот выпестованный воин вспыхнет божией грозой, драконьим пламенем, а потом сам собой погаснет и станет мирным обывателем, детей растить будет. И ведь Волумния будет жить с сознанием, что поступила правильно, вынудив сына сделать этот выбор - быть почитаемым военачальником, покорителем Рима (но и разрушителем привычного мира матери) или изгоем, которого будут считать предателем и римляне, и вольски, которому больше никто не доверит то единственное, что он действительно любит и умеет - вести армию к победе. Истерящая в духе дурной мелодрамы расплывшаяся матрона, беззастенчиво давящая на чувства вины единственного сына - неожиданный образ Волумнии (особенно после спартанки-Волумнии в "Кориолане" Файнса), но оправданный здесь. - Владение телом Хиддлстона - это что-то исключительное. Никто не знает, он у шао-линьских монахов не обучался? А если без шутки, то он - идеальный инструмент для любой актерской задачи. - Британский театр опять играет в викторианство. Для официальной съемки на буклеты, программки и т.д. сняли сцену под душем в майке. Между тем в "рядовом" спектакле это - обнаженное тело, над которым работали гримеры уровня франкенштейновых: на плечах - раскуроченные, вывернутые наружу запекшимися сгустками багрово-черной крови раны, на ребрах - кровоподтеки и синяки, от поясницы под ремень брюк уходит давно и криво заросший грубый шрам. 25 старых ран и 2 свежих, повторяет Шекспир - и это нагое тело болит ими всеми. И Том скрючивается под душем и скулит, как раненый щенок, когда струи воды лупят по больному, и не боится этой слабости. У Шекспира этой сцены нет, но - хорошо, что она есть здесь. Авторская интерпретация случилась)) - Очень, очень круто сидеть в первом ряду на спектакле на малой сцене, где с колосников все время валятся то уголь, то горящие снаряды, то корзины розовых лепестков, то вода хлещет. Совсем внутри спектакля, правда. - Я не всегда могу спокойно выдержать взгляд актера, которому плевать на четвертую стену и который в момент самого раздрая по сюжету, не чувствуя партнерства напарника по сцене (см.пункт 1 этой записи) начинает разговаривать прямо с тобой, глядя - требовательно и истерзанно той болью, которая сжирает Кориолана, тебе глаза-в глаза. - Я постараюсь попасть на этот спектакль еще раз. А потом - на видеопоказы.
О "Ричарде" - Если я сейчас не пойду спать, то утром (через 3 часа) не встану. Поэтому напишу потом. Хотя полноценная лаконичная рецензия случилась еще вечером на стейдж-дор. Там развернутый спич о восприятии спектакля неуместен. По большому счету, там просто просят автографы и сфотографироваться вместе. Дежурного фото, когда актер не знает, с кем рядом он улыбается во все 34 зуба, не хотелось, но и не пойти на стейдж-дор, когда есть такая возможность, не хватило силы воли. Поэтому, пока Теннант подписывал программку девочке рядом, просто сказала вполголоса (но там и не визжали) о том, что показалось квинтессенцией роли Теннанта в этом спектакле: "Your Richard is amazing actor". Настолько негромко, что почти себе под нос. Он остановился мгновенно, как будто глубоко вдохнул, развернулся ко мне: "Surе! Yes. YESSSS!". И вопросительно смотрит: а на подпись что-нибудь... где? Пришлось быстро-быстро программу доставать)) Зато теперь у меня есть автограф Теннанта и самая короткая, но совершенно адекватная рецензия на спектакль. Пока подписывал, еще раз повторил "Yes", усиливая кивком. Мол, об этом и играл. И все-таки отдельно: невозможная, до кома в горле красота декораций и костюмов и ЖИВОЕ исполнение той музыки, которую я полагала честной фонограммой, потому что... каждый раз вот это играть и петь живьем - это невероятное что-то. Неслучайно актеры на поклонах долго аплодируют музыкантам и вокалисткам, располагающихся в верхних боковых ложах.
Я напишу про Ричарда, все равно напишу. Только позже, когда выкрою время. Потому что такие спектакли должны жить всеми возможными способами, в том числе в письменном народном творчестве. А повторяя последний пункт про "Кориолана" - второй раз смотреть буду))) Билет уже есть.
Ух как я зол!!! Нет, я давно поняла, что целые толпы деффачек пошли на "Кориолана", чтобы увидеть Хиддлстона без майки и под душем. "Нняяяя, мокренький" - это, мать вашу, самый типичный комментарий (уууу! убила бы!). Но я же сподобилась посмотреть пиратскую запись того куска, где Марций приходит в дом Авфидия (угу, там народ не спектакль смотрел, там видео писали). На сцене поцелуя хихикают и ржут! Сволочиииии! И вот именно так это теперь и останется в архиве. Плакать хочется.
Кто из нас хоть раз не задавался вопросом: что такого британцы употребляют вовнутрь, что у них получаются такие фильмы? Или может, дело в атмосфере, в особом климате? Потому что я не могу найти другого объяснения. Там, где могло получиться сущее безумие или сущие дрова, у них получается - про жизнь. Про то, что все мы полосатые, как бы ни казались кому-то белыми или черными. Что все мы бываем идиотами, даже те, у кого семь пядей во лбу. Что все мы хотим любить и быть и любимыми. И что все мы больше изнутри, чем... ну вы поняли. Причём всё это они иногда вытаскивают из таких сюжетов, что обрыдацца просто, настолько они избитые. Ты уже знаешь все эти истины наизусть, но всё равно испытываешь катарсис, когда в очередной раз этим в нос натыкают. Да, а ещё в Британии есть актеры. Которых только ленивый не обозвал "коммуналкой", потому что почти невозможно не наткнуться снова на каждого виденного ранее, причем чисто случайно. И которые могут любые потенциальные дрова превратить во что-то грустное, нежное, задумчивое, смешное - а чаще во всё это одновременно. Ты будешь удивляться, раздражаться, злиться на героев, может быть, даже попытаешься запустить в экран тарелкой. Но тебе с огромной долей вероятности не будет скучно, не будет безразлично, что там происходит. В семье не без урода, конечно, и аллергическая реакция в виде фейспалма тоже остается вероятной, как ни грустно это признавать... Но у британцев есть ещё один секрет. У них есть Дэвид Теннант. Который, на наше счастье, имеет свойство притягивать к себе по-настоящему хорошие вещи. Там может быть мало самого Дэвида, но ты видишь его имя в титрах, начинаешь смотреть, и только потом понимаешь, почему ты на самом деле это делаешь. Потому что тебе ужасно хочется чего-то настоящего, и кто же виноват, что настоящее приходится искать именно в кино...
Это ваша Катя только что досмотрела "Блэкпул". Собиралась и дальше оставлять его "на сладкое", но с учетом нынешних цен на сахар... Короче, момент настал. Поначалу этот полу-мюзикл шокирует, потом не можешь оторваться. Главному герою хочется врезать, позже врезать хочется его главному оппоненту, ещё позже хочется усадить рядом всех троих (третья - жена одного и любовница второго, если кто не понял), обнять и долго плакать. Ещё там есть детачки, два штуки, но им просто врезать хочется, без всяких оговорок - молодые ещё, им полезно мозги встряхнуть... Замечательная, обворожительная, женственная Сара Пэриш; восхитительный, фееричный - и одновременно трогательный Дэвид Морисси в главной роли; Дэвид Бредли (Джек Маршалл в "Бродчерче") в качестве "бонуса", который позже оказывается необходимостью; и ещё... да, мистер Теннант в роли инспектора Карлайла - устойчивая кисло-сладкая нота в этом блюде, но в меру надобности, ни капли больше. Что могло получиться из истории о чрезмерно заигравшемся (какая ирония!) владельце развлекательного центра с игровыми автоматами, случайном убийстве и любовном треугольнике? Что угодно, но у авторов получилось - как в жизни, именно. Тут плачем, тут смеемся, влюбляемся, празднуем, плетем интриги... Посреди всего этого рушатся и сбываются мечты. Хороший сериал? Определенно, только помните: чрезмерно серьёзными эти люди тоже быть не могут. Не умеют. Их, видите ли, в постельных сценах спеть иногда тянет... Ну и не только в постельных, разумеется.
С дрожащими коленками мы приступаем к работе над нашей новой книгой.
Мы будем делать печатное (и электронное конечно) издание "Гамлета" Шекспира. Основанное (кто бы сомневался) на постановке Королевской шекспировской труппы 2008 года с Дэвидом Теннантом в главной роли. Вернее, на записи спектакля 2009 года, если быть точными.
Так же как и с "Ричардом II", мы сделаем не только очень красивую книгу, а очень полезную книгу. В ней будет параллельные русский и английский тексты. В ней будут размечены части пьесы, которые Грегори Доран убрал или изменил. В ней будут примечания (очень много примечаний и комментариев!). В ней будет предисловие. И, конечно, в ней будут шикарные иллюстрации Анны Рыжовой.
Нас ждет большая и сложная работа. Помните, кстати, что к нам (shakesworlds.blogspot.ru/p/blog-page_84.html) всегда можно присоединиться - руки и головы нужны не только для создания книжки. Можно просто стать автором блога и постить здесь свои рецензии, размышления и интересные находки, связанные с Шекспиром, Дэвидом Теннантом и британским театром в целом. Пишите на [email protected].
А пока мы призываем всех поучаствовать в опросе goo.gl/1UXlR0. Если вы хотите такую книгу - пожалуйста, ответьте. И поделитесь ссылкой с друзьями!
Ну, с богом. С нами Шекспир и Дэвид Теннант. Отступать некуда ))))
* * *
And now this day has arrived.
With our knees trembling we are getting down to working on our new book.
We are going to make a printed (and, naturally, digital) edition of “Hamlet” by Shakespeare. Based (whoever could doubt it?) on the 2008 production by the Royal Shakespeare Company starring David Tennant. Or, to be precise, on the 2009 recording of the production.
As was the case with ‘Richard II’, we are set to produce not only a beautiful book, but a very useful one. It will be composed of parallel texts in Russian and English. The parts of the play omitted or modified by Gregory Doman will also be marked in the text. It will contain notes (plenty of notes and commentaries). It will have a foreword. And undoubtedly it will feature gorgeous illustrations by Anna Ryzhova.
We are in for a lot of hard work. And we’d like to remind you that you can always join us – it takes hands and minds not only to create the book. Write to us at [email protected]. Meanwhile we invite you to take part in a poll: goo.gl/1UXlR0
If you want to have such a book, please reply. And share the link with your friends!
Well, off we go! With Shakespeare and David Tennant on our side. There’s no turning back)
Извините, вырвалось. Свет, зажигающийся в темноте. Разрушающий темноту. Факел? Может быть. Нервы концами наружу, и все чувства близко к поверхности. Хлёсткий, брызжущий, обжигающий - близко не подойдёшь. Яркий, стремительный; только дайте направление, и уже не остановите. Очень молодой и очень-очень древний в то же время. Протянет руку - не отпустишь, заплачет - захлебнёшься, улыбнётся - не забудешь никогда. Заворожит, заговорит, одурманит и утащит за собой - не оглянешься. "Come with me!" - да, и пожалуйста, не останавливайся... Близкий и одновременно непонятный. Правда и боль, живой ум и невероятная дурость, и хлещущая из обоих сердец любовь. Восторг, фонтан, лучший друг. Мальчишка, готовый обнять Вселенную; гений, способный её взорвать. Щит и меч. Доктор.
Лестница в небо. Северное сияние. Блеск, нерв, скульптурная красота. Человек, восставший из мишуры. Гордая заморская птица: золотой хвост, белые крылья. Взмах рукой, шаг, ещё один - танец длиною в жизнь. Хочет взлететь, но земля не отпускает. Не дышать, не касаться, лишь тихо преклонить колени. Примадонна в золотой броне - и чистота под стирающейся позолотой. Хрупкость стекла и твердость алмаза, страсть и холодность в одном флаконе. Страх до истерики, выдержка до хруста в пальцах. Давно оглохший к мольбам окружающих, вдруг начинает слышать музыку вечности. Трезвеет после опьянившего дурмана. Не дождавшись ангелов, сам становится пророком. И всё громче бьётся ожившее сердце, но скоро замолчит навсегда... Кровь на снегу. Ричард.
Застывший вулкан. Шкатулка с секретом. Ледник, из-под которого вырываются языки пламени. Комок в горле, застрявшая боль в груди. Тёплое течение в холодном океане. Слабость, одолевающая тело. Вырывающиеся из самого нутра слёзы. Глубокие чувства скрыты от всего мира. Невыносимая ноша на плечах - надо идти, надо подняться... Ясный ум, энергия, сила, подавленные болезнью, лежащие под спудом. Уязвимость и задушенная нежность. Горячая сковородка, шипящая от капли лицемерия. Сдавленное рычание... Раненый волк. Харди.
Такие разные способы быть человеком. Быть не от мира сего. Быть одиноким.
И невероятные, прекрасные, бездонные, вместившие в себя сразу несколько жизней глаза....